Увидела себя, какой была до трансформации, словно в зеркале, длинное платье, высоко приподнятое с левой стороны, открывает короткие ноги кожа смуглая миндального цвета приплюснутый нос большие раскосые насмешливые глаза, отцовский рот на лице матери. Эрнест ничего не знал о тех временах, и, конечно, у него не было изображения ее матери. Красные линии сканирования, которые она уже видела
На полицейских тренировках
Череда женщин растаяла, и центральная фигура светясь теплым оранжевым светом восходящего солнца, воздела руки в серебристом оперении, мерцавшем как лава очертания вагины теперь прикрывал халат как ночной туман, глаза закрывались, лицо удлинялось, крылья Мадонны росли, простираясь от рук
На полицейских тренировках с модифицированным селекционерским «адским венцом». Это были предупреждающие признаки сканирования перед пыткой наведенными фантазиями при помощи «венца»
– Эрнест! – заорала она. – Что ты творишь?
Фигура моментально вернулась в исходное положение – полулежащая и нагая, а Эрнест очутился рядом с Мэри и пытался удержать в своей ее руку, которую она выдергивала из его хватки, пятясь к выходу.
– Где ты это взял? – спросила она хрипло от бешенства.
– Что не так? Я причинил тебе боль?
– Где ты достал этот «адский венец»?
– Это не… Откуда ты знаешь?
– Боже мой, ты купил «адский венец»!
– Это не «адский венец». Он изменен и не может никому навредить. Просто сканирует и позволяет моему психотропу выбирать образы из памяти. Настроен на приятные, но значимые воспоминания.
– Это незаконно, Эрнест, господи помилуй. Это «чернокнижник», старая модель, но адски нелегальная.
– Это просто остов, если говорить технически. Старая модель, абсолютно верно. Имитирует заурядное воплощение фантазий. Не страшнее того, что можно купить в магазине игрушек.
– Сканирует линии в моей лимбической системе и зрительной коре, Эрнест! Господи. Где ты его взял?
– Исключительно ради искусства, он безвреден.
– У тебя есть свидетельство корректолога об этом?
Он вздрогнул от едкости в ее голосе и прищурился.
– Нет, боже, нет, конечно, нет. Но я провел исследование, испытывал его на себе несколько месяцев.
– Ты купил его у селекционеров?
– Бывших селекционеров. Перебежчиков.
– Другие твои контакты? – Теперь с языка Мэри лился горький мед. Ее изъян, врожденное стремление к перестраховке, цвело пышным цветом, и теперь ей хотелось влепить ему пощечину. Тем более что он вспотел и говорил сбивчиво, красивое смуглое лицо блестело от слепящих огней и мерцания лазеров. Фигура за его спиной безучастно откинулась на спину.
– Ты не можешь никому сказать, Мэри. Я ни за что не показал бы это тебе, если бы знал…
– Иметь у себя «адский венец» – федеральное уголовное преступление, Эрнест. Какой тебе прок от моего обещания, если я могу потерять статус чистейшего натурала, подвергнусь насильственной коррекции и буду изгнана из ЗОИ просто за связь с тобой? Каким надо быть идиотом, чтобы поставить меня в такое положение?
Эрнест бросил попытки объяснить, ссутулил плечи. Он покачал головой.
– Я не знал, – сказал он тихо. – Прости.
– Думаю, тебе придется вывести меня отсюда, – сказала Мэри. Ее ярость перешла в тошноту. – Пожалуйста, выведи меня на улицу.
– Лимузин отвезет нас обратно.
– Не вместе. Пожалуйста, Эрнест.
– Мэри, какого черта? – сказал он, расправляя плечи. – Это пустяк! Он безвреден. При таких обстоятельствах соблюдать букву закона смешно.
Она оттолкнула его жестикулирующие руки и быстро пошла к двери и по коридору.
– Выведи меня отсюда.
Он шел за ней, брови сдвинуты от обиды и сердито недоуменно.
– Я никому не навредил! Это никому не способно причинить вред! Что ты задумала? Доложишь об этом?
– Что ты собирался сделать с этим, продать какому-нибудь любителю искусства из Комплексов? Чтобы в его стенах оказался спрятан «адский венец» и его бы за это схватили?
– Это не продается. Это реклама, экспонат, он никогда не покинет это здание, эту студию, нет и нет.
– Ты заплатил за него селекционерам… Ты пособник нарушителей закона. Я не могу… – Она закрыла глаза, открыла рот и покивала. – Проявлять терпимость. Попустительствовать. – Она ни за что не позволила бы себе заплакать. Перед всем, что ей предстояло завтра, такое! Разочарование и потрясение осознание что ее гнев по сути не вполне рационален что ее разочарование глубокое не поверхностное, что ее поверхностное «я» и впрямь может принять это даже счесть забавным, но не глубинная личность.
Эрнест скривился, вскинул кулаки и издал громовой вопль разочарования.
– Ну иди, скажи своим чертовым зои. Иди! За что ты со мной так?
Он замер, его грудь вздымалась и опадала, взгляд вдруг стал спокойным и выжидающим. Он вытер ладонь о ладонь.
– Прошу прощения, – тихо сказал он. – Я совершил серьезную ошибку, но хотел вовсе не этого. Я причинил тебе боль.
А вот и слезы.
– Пожалуйста, – сказала она.
– Да. Конечно. – Он отдал распоряжение этажному диспетчеру вызвать муниципальное такси.
– Не стоит, – сказала она. – Я воспользуюсь мини-автобусом ЗОИ.
– Ладно, – ответил он.
29
Эта битва продолжалась слишком долго, Джон. Все знают, кто я, кроме меня. Мне не нравится мое незнание себя. Я чувствую, что день ото дня чахну. За мной охотятся. Если я скоро не узнаю, кто я, скоро, меня найдут и убьют. Игра! Это игра, в которую я мысленно играю каждый день, чтобы слова продолжали изливаться, но она помогает все хуже, и это может означать,
что это
правда.
Мартин провел утро и день в особняке Альбигони в выделенной ему комнате, съел завтрак и обед, доставленные дорогостоящими арбайтерами, и изучал книги Голдсмита. Он не хотел никуда идти, если его не позовут. Это нежелание исчезло около половины второго. Он надел комбинезон и нарукавники, осмотрел себя в зеркале и отважился выйти.
Войдя в длинную столовую, где никого не было, он прошел вдоль левого ряда стульев. Тишина впечатляла. Сквозь высокие окна столовой падал яркий, чистый – ни пылинки – солнечный свет. Хмурясь, он очень внимательно осмотрел огромные дубовые балки под потолком, послонялся по огромной механизированной кухне и отправился бродить по дому, как ребенок по волшебному замку.
Ласкаля он нашел в кабинете. Тот хмуро читал что-то с планшета.
– Где Альбигони? – спросил Мартин.
Ласкаль пожелал ему доброго утра.
– Господин Альбигони сейчас в гостиной. По коридору мимо входа, потом налево, наверх до середины лестницы и направо, третья дверь.
– Он один?
Ласкаль кивнул. Все это время он не отрывал взгляда от планшета. Мартин мгновение постоял рядом с ним, поежился и двинулся в указанную сторону.
Альбигони сидел на корточках перед высокой елкой, вокруг него лежали какие-то свертки. Когда Мартин вошел, Альбигони поднял глаза и, смутившись, принялся раскладывать свертки под елкой.
– Я не вовремя? – спросил Мартин.
– Нет. Мы… приготовили все это. – Он махнул в сторону дерева и свертков. – Заранее. Ей нравилось Рождество. Бетти-Энн. Я, пожалуй, не против. Это напоминает мне ту пору, когда она была маленькой девочкой.
