– Мы собираемся через несколько минут начать опрос Голдсмита, – сказал Мартин. – Марджери и Эрвин зададут ряд вопросов, которые помогут нам понять природу и конфигурацию Страны Голдсмита. – Мартин передал Альбигони список на пяти страницах. – Исследовательская группа будет слушать и наблюдать. Я называю это картографированием оболочки. Когда это будет проделано, мы с Кэрол войдем исключительно как наблюдатели, без взаимодействия. Посмотрим, удастся ли нам сопоставить карту оболочки с тем, что увидим. Затем, примерно завтра поздно вечером или послезавтра, предпримем короткий интерактивный заход. Если все пройдет хорошо, сделаем перерыв, обсудим план, отдохнем и приступим к полному триплексному исследованию. Оно не должно продолжаться более двух часов. Если оно все-таки затянется – что ж… Нам все рано придется завершить исследование. Кэрол, какое максимальное время кто-либо проводил в Стране?
– Я провела три с половиной часа в машинной Стране Джилл, – сказала Кэрол.
– А с людьми? – спросил Мартин с легким раздражением. Он не считал, что это сопоставимо.
– Два часа десять минут. С тобой и Чарльзом Дэвисом, когда мы работали с доктором Крилином.
Мартин кивнул.
– Так я и думал.
Альбигони поднял руку, как ученик в классе.
– Селекционеры начали выслеживать Голдсмита на следующий день после убийств. Источники сообщают, что он их главная цель; они хотят добраться до него прежде, чем его найдет ЗОИ. Им неизвестно, где он, но я не могу поручиться за всех, с кем мне пришлось работать, чтобы подготовить наше предприятие; а финансирование селекционеров в последнее время весьма впечатляет. В ближайшие четыре дня они, вероятно, узнают, что он у нас и где именно. Мы, естественно, не можем обратиться за помощью к ЗОИ. Если потребуется, наша служба безопасности сможет не допустить сюда селекционеров, но сомневаюсь, что осада облегчит нашу работу.
– Мы уложимся в три дня, – сказал Мартин.
– Хорошо.
– Затем вы передадите его ЗОИ?
Альбигони кивнул.
– Мы устроим так, что ЗОИ сама захватит его. – Его лицо было напряженным и бескровным. – В данный момент они ищут его в Эспаньоле. Мы точно не знаем почему.
Мартин оглядел остальных.
– Мы готовы начать в любой момент. Командуйте, господин Альбигони.
Альбигони поглядел озадаченно.
– Велите нам начать. Вы здесь главный.
Альбигони покачал головой, затем поднял руку.
– Приступайте, – сказал он.
Ласкаль предложил ему вздремнуть.
– Вы очень устали, сэр.
Альбигони вышел из обзорной. Они услышали, как он, идя по коридору, сказал:
– Меня потихоньку отпускает, Пол. Боже, помоги мне. Теперь это начинает сказываться.
Мартин закрыл дверь, поднял свои наручные часы и постучал по ним.
– Сейчас ровно четыре. Мы можем задавать вопросы Голдсмиту в течение часа, сделать перерыв на ужин, вечером продолжить.
Голдсмит в комнате для пациентов неторопливо делал зарядку. Нагибался и поворачивался, поднимал ноги, касался пальцами пола. Ласкаль постучал в дверь. Голдсмит сказал: «Войдите», – и сел на кровать, потирая ладонями колени. За Ласкалем вошли Марджери и Эрвин, одетые в извечные белые лабораторные халаты, самое надежное средство укрепления доверия пациента.
– Мы бы хотели начать, господин Голдсмит, – сказала Марджери.
Голдсмит кивнул каждому из них и пожал руки всем, кроме Ласкаля.
– Я готов, – заявил он.
Дэвид, Карл, Кэрол и Мартин сидели перед экраном в обзорной. Мартин прищурился. Чего-то не хватало.
– Почему он не волнуется? – пробормотал он.
– Ему нечего терять, – предположил Дэвид. – Или ему стыдно.
В палате Марджери уселась на один из трех стульев. Эрвин сел рядом с ней, но Ласкаль остался стоять.
– Тебе не обязательно оставаться, если не хочешь, Пол, – тихо сказал Голдсмит. – Думаю, я в хороших руках.
– Господин Альбигони хочет, чтобы я все видел.
– Тогда все в порядке, – сказал Голдсмит.
Начала Марджери:
– Сначала мы зададим вам ряд вопросов. Отвечайте по возможности правдиво. Если вы слишком смущены или расстроены, чтобы отвечать, просто скажите. Мы не будем принуждать вас.
– Отлично.
Марджери уткнулась в свой планшет.
– Как звали вашего отца?
– Теренс Рейли Голдсмит.
– А мать?
Мартин следил за таймером в левом нижнем углу экрана.
– Мэриленд Луиза Ришо. Мэриленд, как название штата. R-I–C-H-A-U-D. Ее девичья фамилия. Она сохранила ее.
– У вас были братья и сестры?
– Тому все это известно, – заметил Голдсмит. – Разве он не сказал вам?
– Это часть процедуры.
– Братьев не было. Могла бы быть сестра, но она родилась мертвой, когда мне было пятнадцать. Полагаю, ошибка врачей. Я был единственным ребенком.
– Вы помните свое рождение?
Голдсмит покачал головой.
Теперь вопрос задал Эрвин:
– Вы когда-нибудь видели призрак, господин Голдсмит?
– Когда мне было десять – постоянно. Конечно, я не пытался убедить в его существовании кого-либо другого.
– Вы узнали, чей это призрак?
– Нет. Это был совсем мальчик, моложе меня.
– Вам не хватало брата или сестры?
– Да. Я выдумал себе друзей. Выдумал воображаемого брата, который играл со мной, а потом мама сказала мне, что это нездорово и что я веду себя, словно псих.
Мартин сделал пометку: ранний опыт моделирования личности посредством проекции.
– У вас бывали повторяющиеся сны? – спросил Эрвин.
– В смысле, один и тот же самый сон?
– Да.
– Нет. Мои сны обычно разные.
– Что значит «обычно»?
– Есть места, куда я могу возвращаться. Они не всегда одинаковы, но я их узнаю.
– Можете ли вы описать одно из таких мест?
– Одно – это большой торговый центр, отдельное здание, какие бывали раньше. Мне иногда снится, что я захожу там во все магазины. Магазины всегда разные, и их оформление тоже, но… это то самое место.
– Еще какие-то места повторяются в ваших снах?
– Несколько. Мне снится, что я возвращаюсь на свою улицу в Бруклине. Но я ни разу туда не добрался. Ну, не совсем так. Как-то давно я все же попал туда. Как правило, я иду и никогда не дохожу. То заблужусь в метро или на улицах, то меня преследуют.
Мартину страшно хотелось вмешаться и спросить у Голдсмита, что тот увидел, когда вернулся в свой старый дом, и что или кто гнался за ним, но это нарушило бы процедуру. Его пальцы летали по клавиатуре планшета, едва касаясь ее, создавая заметки.
– Есть ли у вас какое-то видение или образ, которые вы используете, чтобы успокоиться, когда расстроены? – спросила Марджери.
– Да. – Голдсмит помолчал. Он молчал несколько секунд. Мартин точно записал время. – В Сан-Франциско закат, и падает снег. Снег золотистый. Все небо кажется теплым, золотистым, и ветра нет. Снег тихо падает. – Он медленно, лениво опустил руку.
– Вы такое когда-нибудь видели?
– О да. Это воспоминание, а не вымысел. Я был в Сан-Франциско, приезжал в гости к подруге. Мы только что разошлись. Ее звали Джеральдина. Точнее, так я называл ее потом. Не важно. Я вышел из ее дома в старом центре города и стоял на улице. В тот год шел снег. Это казалось мне невероятно успокаивающим. – Пауза в десять секунд. Взгляд Голдсмита поплыл. Наконец он сказал: – Я до сих пор думаю об этом.
– Вам когда-нибудь снятся люди, которых вы не любите, люди, которые вас обижали или которых вы считаете врагами?
Пауза. Губы непрерывно шевелятся, словно он что-то пережевывает или пытается сказать сразу две вещи.
– Нет. Я не создаю себе врагов.
– Можете ли вы описать свой худший кошмар в
