– Хорошо.
Карл и Дэвид протянули тонкое оптоволокно через всю комнату и через загородку, отделявшую их от Голдсмита. Карл закрепил кабели в специальных направляющих на кушетках.
– Замри, – весело сказал Карл, наклоняясь к самой шее Мартина. Мартин ощутил мягкое прикосновение к коже и холод разъема. Дэвид и Марджери изучили показания на подключенном к кабелю мониторе, решили, что с соединением все хорошо, и переместились к Кэрол.
Всего несколько минут, и он снова в Стране. Анабазис. Сначала движение в одном направлении, затем петля, и Берк с Нейман окажутся внутри Голдсмита, как туристы, собравшиеся побродить по неизведанной земле. Даже сам Голдсмит не видел этой части своего «я». Никому не довелось побывать в этой части своего «я».
– Через несколько секунд вы должны получить визуальные образы от нервной системы Голдсмита, – сказала Марджери за загородкой.
– Кэрол, – сказал Мартин.
– Да? Привет.
– Я рад, что ты со мной.
– Знаю. Я рада, что я здесь.
– Довольно болтовни, – добродушно сказал Дэвид. – Что вы видите? Кэрол? Мартин?
Мартин закрыл глаза. На краю его поля зрения трепетало мрачное свечение, окаймленное электрическим зеленым. Электрический зеленый переходил в бесконечную регрессию вращающихся фракталов – геометрию внутреннего сознания, знакомую всем исследователям мозга: видимые картины интерференции сигнала затылочной доли.
Впервые Мартин увидел такие узоры в детстве, надавливая ночью костяшками пальцев глаза, создавая давление на зрительный нерв.
Это были его собственные образы, не Голдсмита.
– Ничего, кроме случайных визуальных пятен, – сказала Кэрол.
– У меня тоже, – согласился Мартин.
– Все еще настраиваем и ведем поиск, – сказала Марджери. – Есть сигнал первого уровня. Сейчас подам.
Мартин увидел пеструю, яркую мандалу из яростно извивающихся змей, хвосты по краям носы в центре, глаза желтые тела перламутрово-серые, каждая чешуйка опасно острая.
– Змеи.
– Змеи, – одновременно с ним сказала Кэрол.
– Похоже на лимбический сигнал идентификации, – сказал Мартин. – Должно быть, это Голдсмит. Мы близко.
– Подстраиваемся, – сказала Марджери. – Выделяем новую частоту. Как вам?
Облака. Бесконечная череда облаков и дождя, снова в мандале, бури мчатся одна за одной вокруг вертящегося колеса молнии. Молния грозит превратиться в змей. Мартин страшно обрадовался; они на верном пути, наблюдают за слоями лимбических знаков – символов, которыми обмениваются автономные системы мозга и более высокие личностные системы.
– Облака и молнии, молния пытается вернуться обратно в слой змей.
– То же самое, – сказала Кэрол.
– Еще одна частота, – сказала Марджери. – У меня сигнал сейчас сильный. Как вам?
Большая кубическая комната с грязными кирпичными стенами, сырость, капает вода, вода на полу, вода ползет вверх по стенам, как живая. Посреди воды на пустынном солнечном острове играет в карты крошечный желтокожий или даже золотистокожий ребенок, лысый, если не считать пучка на макушке.
– Господи, – сказала Кэрол. – Это определенно крайне личное.
Ребенок поднял взгляд и улыбнулся. Внезапно поверх его лица нарисовалась гримаса шимпанзе: седая борода, выступающее «рыло», карие звериные глаза бесконечно спокойны. Это был глубокий символ, но несомненно личный и несомненно самого Голдсмита.
– Похоже, мы в запертой комнате. Посмотрим, удастся ли открыть.
Они смотрели из точки возле протекающего кирпичного потолка; вода на полу меняла цвет. Она сделалась серым штормовым океаном, озером цвета красного вина, грязной лужей, окропляемой дождем. Пустынный остров при этом никуда не исчезал, и ребенок повторял свой бесконечный цикл: поднимал взгляд вверх, появлялась морда шимпанзе, он возвращался к игре в карты. Это был особый случай Страны: символ, присвоенный некоторому промежуточному личностному слою, в основе которого лежало не абстрагированное от генетического наследия, а собственный ранний детский опыт Голдсмита.
Что именно символизировали эти комната, ребенок и шимпанзе, здесь не имело значения; возможно, таким глубоким слоям вообще невозможно было присвоить какой-либо смысл.
Мартин уже много раз сталкивался с такими глубоко личными мифологическими идиомами, всегда загадочными, зачастую удивительно красивыми. Вероятно, их обуславливало решение архетипических проблем в раннем детстве; возможно, это были порожденные замкнутой петлей артефакты, возникшие в процессе индивидуации, обычно завершавшемся к трем-четырем годам. Но каким бы увлекательным оно ни было, они с Кэрол искали другое.
– Похоже, мифологическая идиома, – сказал Мартин. – Замкнутая петля. Попробуй еще что-нибудь.
– Отсюда нет выхода, – сказала Кэрол.
– Еще одна хорошо улавливаемая частота, – сказала Марджери. – Переключаю на другой локус, другой канал в более глубоком кластере.
Открытое пространство. Ощущение необъятности. Здесь, несомненно, присутствовало нечто, обретенное после формирования личности, возможно даже, взятое из подросткового опыта. Впечатление трех уходящих вдаль шоссе, идущих бок о бок сквозь залитую солнцем пустыню. Барханы без следов растительности. Мартин сосредоточился на изучении этого образа, принимая то, что ему передавали, и контролируя то, что мог, фокусируясь то на одной точке, то на другой. Это вызвало головокружительную настройку изображения, и он обнаружил, что стоит на среднем шоссе. У него отсутствовало ощущение веса и даже собственного присутствия; солнце сияло с мрачной яркостью, характерной для Страны, но не согревало его.
Мартин осмотрел себя сверху донизу. На нем были выгоревшие джинсы, белая рабочая рубашка в пятнах краски, подростковые кроссовки. Прежде он в Стране уже бывал одет так же.
– Настраиваем перекрестную субвербальную связь, – сказала Марджери. Ее голос звучал отдаленно и глухо. – Дайте знать, если захотите выйти.
С этого момента Мартин и Кэрол не могли общаться с помощью речи, пока исследование не будет завершено.
Кэрол?
Впечатление чего-то огромного над ним, вроде опускающегося астероида. Другая личность – Кэрол.
Я здесь, рядом.
Она возникла рядом с ним на дороге, нечеткая, на этом этапе – просто призрак. Только при полной обратной связи они смогут ясно видеть друг друга, но даже тогда то, что они увидят, не обязательно будет соответствовать их представлению о себе.
Выглядит вполне убедительно, сказал Мартин. Думаю, мы можем использовать это как канал для входа.
Добро пожаловать домой, сказала Кэрол.
Мартин открыл глаза. Образы шоссе и операционной на мгновение наложились, а затем Страна исчезла, как туман сновидения. В обзорной галерее над операционной стоял Альбигони руки в карманах. Ласкаль сидел позади своего работодателя, видны были только его ноги на перилах.
– Все в порядке, – сказал Мартин. – Настройте на этот локус и канал. Неплохо бы погрузить нас в хороший крепкий сон, пока вы фиксируете точки и завершаете настройку.
Марджери наклонилась над ним и прищурилась, глядя на индикатор разъема.
– Все в порядке, – сказала она. Эрвин стоял у кушетки Кэрол.
– Сколько до нашего входа? – спросила Кэрол.
– Три часа, чтобы зафиксировать и зарегистрировать частоты, – сказала Марджери. – Сейчас одиннадцать тридцать пять.
– Ночь будет долгой, – сказал Мартин. – Разбуди нас в девять ноль-ноль. У вас будет достаточно времени, чтобы подготовить Дэвида и Карла как дублеров. Всем хорошенько выспаться. Мне нужны люди свежие и готовые к немедленным действиям.
Он снова повернулся к обзорной галерее. Альбигони переместил руки на бедра.
– Коротко объясни господину Альбигони суть дела. Объясни ему, что мы, вероятно, закончим завтра к полудню.
– Будет сделано, – сказала Марджери.
– Увидимся во сне, – беспечно сказала Кэрол.
Марджери настроила индуктор. Мартин закрыл глаза.
1100–11100–11111111111
54
Оглядываясь в прошлое, Ричард Феттл, как ни старался, не мог припомнить, чтобы когда-нибудь был таким несчастным.
