Это производило столь ошеломляющий эффект, что на мгновение он полностью забыл о своих страданиях. Друзья не раз описывали ему «просмотры с управляемой фокусировкой» – насколько он слышал, много десятилетий назад это называлось осознанным сновидением, – но сам столкнулся с этим впервые. Словно нашел врата во внутреннюю вселенную.
Но эти мысли вернули его к проблемам пробуждения, и картина, висящая над ним, помутнела. Его дыхание снова сбилось.
«О боже, нет. Это как верховая езда. Научись держаться в седле. Уверенно и спокойно».
Возвращалась обыденность. Он управлял своим сознанием, пока не увидел туннель.
«Можно и так».
Он двинулся в туннель. Слова по-прежнему оставались непонятными; пока он приближался, буквы все усложнялись, затем скрылись. Вдруг туннель исчез, и какой-то голос сказал – четко, словно говорил ему на ухо наяву. «Именно это тебе и нужно, Ричард Феттл».
Он стоял в своей старой квартире в Лонг-Бич. Дневной свет снаружи был ярким, но каким-то мрачным; типичная для сновидений раскраска. Но с тем же успехом это могли быть воспоминания: нигде никаких неправильностей. Он обошел квартиру, сложив на груди руки, ощущая свое «внутрисонное» тело, дыхание. Они были реальными, но квартиры уже не существовало; столетнее здание снесли десять, а то и больше лет назад.
Он вдруг встревожился: не войдет ли сейчас в дверь Джина, привезенная в гости Дионой? Сможет ли он выдержать совершенно убедительный во сне образ умершей?
Он перевел взгляд на свои ладони.
«Эмоции сновидения. Никакой опасности. Ты контролируешь ситуацию. Попробуй что-нибудь сделать».
«Попробуй летать».
Он приказал себе подняться в воздух. Ступни не оторвались от пола.
«Не все можно сделать».
Он попытался пожелать, чтобы в дверь вошла красивая женщина, не Надин, в соблазнительной одежде.
Насколько реальным это может стать.
Никакая женщина не вошла.
Снова голос: «Именно это тебе и нужно, Ричард Феттл».
Изобличенный, он понял, что здесь не для того, чтобы играть или экспериментировать. Врата действительно были открыты, но по определенной причине.
«Что мне нужно?»
Так же машинально, как где-то далеко он ритмично дышал во сне, Феттл подошел к стулу, сел и почувствовал, как его окутывает облако печали. Он попытался встать, но не смог. И не мог рассеять облако.
«Опять! Только не это. Нет».
Протесты были проигнорированы.
В дверном проеме стоял Эмануэль Голдсмит, моложе теперешнего, держа под мышкой завернутую в пластиковый пакет бутылку и папку с рукописью под другой рукой. Он закрыл за собой дверь.
Ричард уставился на это явление: черные волосы без малейшей проседи, модная одежда, гладкое лицо. Приветливая улыбка.
– Подумал, что тебе не помешает компания. Если ты против… – Голдсмит указал на дверь. – Я пойду.
Машинально:
– Спасибо. Оставайся. У меня особо нечем перекусить…
– У меня с собой «жидкий перекус», а могу заказать доставку. Вчера получил роялти. Остатки за производство видеопродукции. «Моисей». – Голдсмит сел на вытертую кушетку, избегая пятна там, куда Диона когда-то пролила красное вино. Положил рукопись на пятно.
Джина и Диона не войдут сейчас в дверь.
В этих временных рамках, в этом сновидении, Джина и Диона уже были мертвы. Ричард наблюдал воспроизведение воспоминаний; он ничего не мог сделать, только наблюдать.
Вот что тебе нужно, Ричард Феттл.
– Что за пойло? – спросил Ричард.
– Некупажированный односолодовый скотч. В честь того, что я рассчитался с долгами. – Эмануэль поднял брови, извлек бутылку, обхватив ее горлышко тремя пальцами, и позволил Ричарду рассмотреть ее содержимое теплого янтарного цвета. Затем из пакета появились две стопки. – Поскольку ты непьющий, вряд ли у тебя найдется парочка таких.
– Никогда не пробовал некупажированный скотч, – признался Ричард.
– Некупажированный односолодовый.
«Ничего не пропадает. Но что из этого действительно происходило? Неужели я все выдумываю, пока сплю? Я помню, как приходил Голдсмит. Через две недели, может, через полторы».
Голдсмит налил две порции и вручил стопку Ричарду.
– За обитателей теневой зоны, которая с приближением сумерек удлиняется.
– За сумерки богов. – Ричард попробовал скотч; тот оказался мягким, «с дымком», и неожиданно соблазнительным. – Пожалуй, не хотелось бы напиться. Легко втянуться.
– Я купил всего одну бутылку, и не для того, чтобы утопить твои печали, – сказал Голдсмит. – Ты все равно никогда не станешь пьяницей. Можешь не верить, Дик, – только Голдсмит называл его Диком, – но у тебя мозги очень даже на месте. Ты один из немногих моих знакомых, у кого это так.
– Не на месте. Сейчас набекрень.
– Ты получил ужасный удар, – мягко сказал Голдсмит. – Я бы на твоем месте слезами изошел.
Ричард пожал плечами.
– Ты неделю не выходил из квартиры. У тебя нет еды. Теперь ее тебе покупает Гарриет.
«Гарриет, Гарриет… У Голдсмита когда-то была девушка с таким именем».
– Мне не нужна помощь, – сказал Ричард.
– Черта с два.
– Нет, действительно.
– Нам нужно вытащить тебя отсюда, на то солнце, какое эти ублюдки нам оставили. Пойти на общественный пляж. Подышать свежим воздухом.
– Оставь. – Ричард махнул рукой. – Все будет в порядке.
«Мы оба такие молодые. Я вижу его каким он был тогда бодрый и радостный успешный желающий чтобы все были счастливы».
– Жизнь продолжается, – внушал Голдсмит. – Действительно продолжается, Дик. Ты нравишься нам с Гарриет. Мы хотим, чтобы ты оправился от всего этого. Диона ведь даже не была твоей женой, Дик.
Ричард вскочил на ноги, донельзя взволнованный.
– Господи. Развод еще не был окончательно утвержден, и Джина всегда останется моей дочерью. Ты хочешь избавить меня от всего? Даже от моей… – Он яростно взмахнул руками. – От всего, что у меня осталось. Моей треклятой…
– Нет. Не избавить. Как давно мы знакомы, Дик?
Ричард не ответил. Он стоял, дрожа, сжав кулаки.
– Два с половиной месяца, – ответил Голдсмит за него. – Я уже считаю тебя, возможно, лучшим из моих друзей. И просто не могу видеть, как жизнь перемалывает кого-то. Особенно тебя.
– Я должен через это пройти.
– Я никогда не был женат. Мне очень не понравилось бы потерять что-то столь важное. Думаю, это убило бы меня. Возможно, ты сильнее.
– Чушь собачья, – сказал Ричард.
– Я серьезно. Внутри сам я не сильный. А ты, как я погляжу, скала. Я внутри глиняный. И всегда это знал. Смирился. – Голдсмит встал, поднял руки и повернулся один раз, словно демонстрируя. – А с виду солидный, да?
– Прекрати, пожалуйста, – сказал Ричард, глядя в пол. – Я не собираюсь уморить себя голодом, и твоя помощь мне сейчас не нужна. Просто мне все равно.
Голдсмит сел.
– Гарриет сказала, что кому-то следует ночевать здесь, чтобы ты не оставался в одиночестве.
– Здесь никто не ночевал уже пять месяцев. Я был один, за исключением…
Он не закончил. Голдсмит подождал.
– Все в порядке, – подбодрил Голдсмит.
– Когда Джина.
– Ага.
Ричард сел и взял стакан.
– Оставалась здесь. – Он снова сделал глоток. – Со мной все будет в порядке.
– Ага, – сказал Голдсмит. – Не думай, что нам все равно. Мне не все равно. И Гарриет. Всем ребятам.
– Я знаю, – сказал Ричард. – Спасибо.
– Я останусь, если хочешь.
– Хороший скотч. Возможно, я смогу стать пьяницей.
– Нет, брат, нечего тебе связываться с этой дрянью. – Голдсмит взял бутылку, встал и подошел к нему. – Дай-ка сюда стопку. Я ее
