На минуту он успокаивается и глубоко вдыхает. Затем он напрягается и крепко хватается за руль.
— Думаю, я видел садовника, — шипит он.
Я тяну его за капюшон.
— Может, и нет. Сад сейчас окрашен в желтый и багряный цвет. Скорее всего, этот человек просто убирал пожухлые листья. В любом случае, мы же не сидим здесь в масках-чулках и перчатках и ничего плохого не делаем.
— Пока еще не делаем.
— Послушай, не нужно быть таким подозрительным.
Нас двое. От начала создания плана и его полного выполнения мы решили, что Кармел будет нашим подстраховщиком. Она пойдет в школу и проследит за Уиллом. По ее словам, его родители уходят на работу задолго до того, как он отправляется в школу. Кармел возражала и обзывала нас сторонниками сексизма[46], доказывая, что она должна там быть на случай, если что-то пойдет не так, потому что, по крайней мере, у нее будет разумное объяснение заскочить сюда.
Томас не хотел даже слушать. Он был против такого плана, но, наблюдая, как он кусает нижнюю губу и подпрыгивает при малейшем шорохе, понимаю, что лучше бы я взял с собой Кармел. Когда мой телефон начинает вибрировать, он подрывается, словно испуганный кот.
— Это Кармел, — сообщаю я, пока успокаиваю его.
— Его здесь нет, — паническим шепотом выпаливает она.
— Что?
— Никого из них. Чейза тоже.
— Что? — переспрашиваю я снова, хотя и понимаю, о чем она говорит. Томас тянет меня за рукав, словно энергичный ученик начальной школы.
— Они не пошли в школу, — рявкаю я.
Тандер-Бэй, должно быть, проклят. В этом дурацком городе ничего не может быть нормальным. В этой машине слишком много чертовых людей, мешающих мне связно думать: с одной стороны уха я слышу в трубке беспокойство Кармел, а с другой — Томаса, строившего нелепые догадки.
— Что же нам теперь делать? — спрашивают они в один голос.
Анна. Что насчет нее? Мой нож находится у Уилла, и, если он догадался о приманке Кармел, кто знает, что может взбрести ему в голову. Ему хватит ума догадаться и при встрече с ней вытащить двойной крест. Он такой. И, во всяком случае, за последние несколько недель, я слишком расслабился, чтобы упустить данный факт из виду. Прямо сейчас он, должно быть, смеется над нами, представляя, как мы обыскиваем его комнату, пока он вместе со своей свитой в виде блондинистого лакея подходит к дому Анны с ножом в руке.
— Заводи машину, — рычу я и кладу трубку. Нам нужно как можно быстрее добраться до Анны. Насколько мне известно, в итоге может оказаться слишком поздно.
— Куда? — спрашивает Томас, но он уже заводит машину и выворачивает ее из-за угла дома Уилла.
— К Анне.
— Ты же не думаешь… — начинает Томас. — Может, они просто остались дома. Сейчас отдыхают, а затем отправятся в школу.
Он продолжает говорить в том же духе, но я замечаю что-то странное, когда мы проезжаем его дом. Что-то не так со шторами на втором этаже. Они не выглядят так, будто их раздвигают и закрывают каждый день. Окна наглухо зашторены и выглядят неряшливо. Будто они сколочены.
— Стоп, — говорю я. — Останови машину.
— Что происходит? — спрашивает Томас, но мои глаза прикованы к окнам второго этажа. Он там, я просто знаю, и это сводит меня с ума. Хватит с меня этого дерьма. Я собираюсь войти в дом и отобрать свой нож, и лучше Уиллу Розенбергу не стоять на моем пути.
Я выхожу из машины, не останавливаясь. Томас возится позади меня с ремнем безопасности. Я слышу, как он наполовину вываливается с водительской стороны машины, затем раздаются знакомые неуклюжие шаги, нагоняющие меня, и закидывает меня уймой вопросов.
— Что мы делаем? Что ты собираешься предпринять?
— Я верну себе нож, — отвечаю я. Мы подтягиваем свои задницы к дорожке и вскакиваем на крыльцо. Я перехватываю руку Томаса вовремя, так как последний собирался постучать, и вставляю ключ в дверь. Я не в настроении и не хочу больше слышать предупреждения от Уилла. Пусть попробует держаться от меня подальше. Пусть просто попробует, но Томас хватает меня за руку.
— Что? — рявкаю я.
— Воспользуйся хотя бы этим, — говорит он, вытаскивая пару перчаток.
Мне хочется сказать ему, что мы не воры, но лучше согласиться с ним и не спорить. Он надевает себе на руки вторую пару, а я тем временем проворачиваю ключ и открываю дверь.
Когда мы вошли, единственное, что мне понравилось, была тишина, а не звучащие тысячи вопросов Томаса. Мое сердце тихо, но настойчиво стучит в груди. Мышцы напряжены. Это не то чувство, когда я преследую призрака. Здесь я, наоборот, не уверен в своих силах. Я чувствую себя пятигодовалым ребенком, заблудившимся в лабиринте живой изгороди после наступления темноты.
Мне нравится здешний интерьер. Паркетные полы, покрытые толсто-слоенными коврами. Перила, ведущие наверх, похоже, ежедневно обрабатываемые полиролью для дерева с тех самых пор, как их вырезали и установили здесь. На стенах видны произведения искусства, и это не своеобразный современный стиль — ну, знаете, когда один тощий ублюдок, проживающий в Нью-Йорке заявляет другому такому же тощему ублюдку, что он — гений, нарисовавший «действительно крутые красные квадраты». Это же классика: изображения небольших береговых ландшафтов на французский лад, затененные портреты женщин в тонких платьях с кружевами. Я бы подольше хотел здесь остаться и рассмотреть их. Однажды Гидеон послал меня учиться в Лондонскую школу Видео и Аудио искусств.
Вместо этого я шепчу Томасу:
— Давай, вернем нож и уберемся отсюда!
Я поднимаюсь по ступенькам наверх и поворачиваю налево, к комнате, завешенной шторами. Мне приходит в голову, что я могу ошибаться. Что это может быть совсем не та комната. Ею может оказаться кладовка или игровая комната или вообще другая комната, которая постоянно завешена шторами. Больше нет времени об этом размышлять. Я стою напротив закрытой двери. Когда я нажимаю на ручку, она легко поддается, и дверь частично приоткрывается. В комнате слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но я все же различаю кровать и туалетный столик. В комнате пусто. Мы с Томасом, словно профи, проскальзываем внутрь. Чем глубже, тем лучше. Затем я останавливаюсь посреди комнаты. Мои глаза моргают несколько раз, чтобы четче разглядеть все.
— Может, нам следует включить свет, — шепчет Томас.
— Можно, — рассеяно отвечаю я.
Я на этот факт даже не обращаю внимание. Теперь я вижу чуть лучше, и то, что предстает перед моими глазами, мне не нравится.
Ящики комода открыты. Одежда переполнена, вываливаясь через края, будто ее перерывали в спешке. Даже кровать размещена странно. Она стоит у угловой стены. Ее определённо двигали. Поворачиваясь на месте, я замечаю открытую дверцу стенного шкафа и возле него постер, наполовину разорванный.
— Здесь кто-то уже побывал, — говорит Томас, выдыхая.
Я
