неприятелем не предусмотренный, а потому обидный. Убегай!!! Это я кричу Лоренце, но она, почему-то, даже не поворачивается в мою сторону. Я кричу, или нет? Или, может, потому, что я добавляю не совсем печатные существительные и совсем непечатные прилагательные, а также повелительные наклонения матерных глаголов, она не принимает мой крик на свой счёт? Ведь она - не все те слова, которые взрослые дяди добавляют характеризуя ситуацию, подобную этой, а просто Лоренца. Надо было, наверное, так и кричать, просто по имени, да и направление не указывать. Двенадцатилетним девочкам туда ещё рано. Но получилось по-другому. Если получилось... А почему они без алебард? Мне казалось, средневековые стражники обязаны быть с алебардами, это ж как цыган без гитары. Нападавшие были вооружены уже не раз вызывавшими моё недоумение недотёпистыми мечами. Это рушило мои стереотипы. Гвидо каким-то невероятным футбольным трюком обходит троих своих противников, спеша на помощь Паоле. Видимо, любовь и вправду творит чудеса... а, нет. Не творит. Гвидо летит в одну сторону, его кинжал в другую, и уже нет Лоренцы, чтобы избавить его от ещё одного омоновца с его "недергатьсяпадлазавалюсука!". Мой противник шарахается от выставленного в его сторону меча "Дома Уберти". Нет. Не шарахается, а просто уклоняется и вот он уже справа от меня. У него в руке тоже меч, но он даже не попытался парировать мой "выпад" или напасть самому. Я заскакиваю на длинные козлы, выступающие в качестве общего прилавка, и бегу по ним, топча крестьянскую продукцию. Первый противник не отстаёт, а тот, что был сзади - теперь слева. Третьего не дано. В смысле - не хватает третьего, ведь их было трое. Я оборачиваюсь. Третий есть, просто его укусила в ладонь Лоренца и он ударом одетой в тяжёлую перчатку левой руки сбивает её на землю. Почему у него нет перчатки на правой руке я не знаю, но не сомневаюсь - это Лоренца постаралась. Теперь она мокрой, бесчувственной тряпкой валится почти под ноги мужчине. Он поднимает глаза на меня и, не обращая внимания на лежащую перед ним девочку, делает шаг вперёд, всем весом наступая ей на живот. Меня что-то опрокидывает и я валюсь с прилавка на спину. Удар спиной о землю плашмя неприятен, я теперь это точно знаю. Неприятен и, может, даже вреден. По крайней мере дышать и двигаться получилось не сразу, а к тому времени, как я смог пошевелиться, двое уже стоят надо мной с мечами наголо, но не заметно, чтобы с опаской. Просто так стоят, как строители с лопатами возле только что отрытой канавы для фундамента какой-нибудь собачьей конуры. Разделавшийся с Лоренцой шёл к нам слизывая кровь с руки. Я попытался встать, но был опрокинут на землю простым толчком ноги. Понятно. Драться не будем. Обидно. Обидно, сука, до слёз. А Лоренце эта гнида наверняка внутренности порвал, гандон. И даже встать не дают, чтобы хоть попытаться... Я крутанулся на левый бок, изображая попытку вскочить на ноги, и, когда они сместились и приготовились удержать меня в лежачем положении на земле, я крутанулся обратно, метнув меч в поганца, убившего девчонку, который уже был всего шагах в пяти от меня. Не бросить Лоренцу у меня не получилось, защитить тоже, так хоть отомстить. Меч, сделав полный оборот, по самую рукоять вошел тому под рёбра и он, всхлипнув напоследок, рухнул, как подкошенный, мордой к моим ногам... Жаль, что это был мой даже не предсмертный бред, а просто фантазии. Я, блин, в него даже не попал. Он даже не уклонялся: просто мой меч, вращаясь, пролетел мимо и звякнул по камням где-то в стороне. Я просто тупо выбросил свой подарочный супер пупер меч, минимальная цена 60 денариев. Идиот.
xiv.
[Год 1263. Август, 16; Шестой час.]
- Судей, судей прошу я; в судьях нельзя отказать обвиняемому.
--A. Дюма. Граф Монте-Кристо.
- Негодяй!
С этим было трудно спорить, поэтому я и не спорил, тем самым давая Гвидо полный карт-бланш на оскорбления отсутствующих в данный момент стражников, чем он и пользовался, расхаживая по уже знакомой нам камере. Готов поспорить, что перед его глазами сейчас излишне подробная сцена ареста его Паолы.
- Мерзавец!.. Да все они мерзавацы!
Впрочем, камера знакома только мне. Гвидо, хотя уже и умирал здесь однажды, ничего об этом не помнил. А я помнил. И того гада, который вырубил меня, и вот этого самого пацана, тихо истекшего кровью, с мутными холодной, смертной мутью глазами. Я сидел на полу и мрачно наблюдал за перемещениями сокамерника.
- Змеиное отродье!
Это уж к бабке не ходи. А еще - сын шакала и порождение ехидны. Да. В высшей степени неприятные люди оказались. Крайне грубые и навязчиво гостеприимные. Что, в сочетании со вспыльчивыми характерами и поголовной склонностью к агрессии, делало их компанию очень мало привлекательной и вызывало острое желание как можно скорее их покинуть. Вот только жаль, что никак не придумывалось - как. Маленькое оконце забрано толстой решеткой, стены кирпичные, пол каменный. Дверь дубовая. Плазмоган бы мне, дырку в ней прожечь, так нету его, плазмогана. Ножовки по металлу, чтобы перепилить решетку, опять же нет. Времени, как у Монте-Кристо, на подкоп за пределы города, боюсь, тоже не дадут. То, что нет таких тюрем, из которых нельзя сбежать, я слышал. Как и то, что каждый заключенный должен с самой первой секунды думать о том, как дать дёру и рано или поздно шанс появится. Но вот так сходу отсюда ноги, похоже, не сделаешь.
- Нет, как они обращались с женщинами! - Гвидо в сердцах стукнул кулаком по стене. Стена Барджелло была толстой, холодной, и равнодушной к душевным и физическим страданиям молодого узника, и не отозвалась даже глухим звуком. Гвидо резко развернулся, взмахнув полами сюркотто, и пошел на следующий круг. А ведь сюркотто у него не чета моему. Мое было скорее простой накидкой невнятно-коричневого цвета, а у него - благородного темно-красного сукна, да еще на подкладке и с вышитым воротником. Сейчас-то грязное и подранное после драк, но изначально... Одежда тут достаточно дорога, а хорошая одежда так тем более. Ее берегут, холят и лелеют. А Гвидо, получается, все равно как тройку от Армани на повседневку носит. То ли он сам из крутой семьи, то ли хозяин печется о своем имидже. Это я все давно заметил, да только досуга подумать на эту тему как-то не выпадало.
- Ну уж нет, такое обращение с нашими женщинами прощать нельзя! Я им этого так не оставлю!
О как!
