- Гвидо, из какой ты семьи? - по местному так и звучит почти дословно: "как твоя фамилия?"
- Медичи...
Ох, епрст! Тудыть его в качель!
Впрочем, парень ответил с некоторым удивлением, это да, но без особой какой-то там чванливой заносчивости, да и особой гордости в тоне я тоже не услышал. Черт. Вот всю жизнь я, оказывается, занимался не тем. И средневековую историю не изучал, и в фехтовальную секцию не ходил. Теперь и на мечах драться не умею, и вошли ли уже Медичи в силу не знаю. А ведь это важно - знать, как с ним обращаться. Удивиться он мог как от того, что я до сих пор не понял, какой великой чести удостоился, так и от того, что кто-то вообще интересуется таким незначительным фактом. В первом случае это попахивает оскорблением отпрыска благородного рода со всеми вытекающими. И на будущее, если Гвидо из тех Медичи, которые те самые Медичи, знакомство с ним может быть куда важнее и полезнее, чем с семьей Марии. В этом случае, ради выяснения его социального положения, не грех после и на возрождение слетать. А без этого никак, ведь вытягивая из него подробности, я и сам спалюсь по полной. Марию с Паолой, конечно, жаль, но если Лоренца погибла, то я все равно рестартну эту гребаную реальность. Пусть даже она и знать обо мне не будет, но я буду в той реальности, где девчушка жива, хотите вы этого, или нет. Но, скорее всего, об этом думать пока рано: ни о судьбе Лоренцы, ни о Марии с Паолой, мне не известно, а ведь я, в отличие от Гвидо, хотя бы в полном сознании был, когда нас сюда доставили. Всех, даже Лоренцу, что внушало надежду, что малая была еще жива, хоть и без сознания. Да и Гвидо, скорее всего, не мажористый олигарчонок. Он же сам, помнится, говорил что-то о том, что чуть не загремел в подмастерье по коммерческой линии, но, типа, повезло. Но выяснить его, конечно, стоит.
- Это из каких же Медичи?
- Так... э-э... - парень очевидно растерялся подобному вопросу. В принципе, уже все ясно. Дальше можно не спрашивать. - А ты многих, что ли, знаешь?
- Ну, не многих, конечно, - я стянул с себя сюрко-накидку и, свернув, подложил себе под задницу. Заманало уже сидеть на холодном. В этот раз тут даже сена на каменный пол не бросили. Так и простатит заработать можно. Лучше уж немного туловищем померзнуть. Гвидо хорошо. Он возмущен, возбужден, и потому бегает. - Так, слышал краем уха о каких-то Медичи из Рима. Еще, вроде, были некие Медичи с севера, чуть ли не из Франции. Не твои предки, часом?
- Не, - мотнул тот головой. - Хотя не знаю. Не слышал ни о ком в Риме. И отец, и дядьки, все в Сан-Лоренцо ломбарды и лавки держат. И до них так было. Там мы и живем. А уж когда мои предки в Фиренце поселились - Бог весть.
- Богатый район.
- Не бедный. - согласился он.
- Так у вас династия, получается, - продолжал провоцировать я. Гвидо пожал плечами.
- Ну, да. Насколько я знаю, все в роду были ростовщики или торговцы.
- Так а как же ты...
- Мне повезло, - перебил он мой вопрос. - Судьба свела меня с Лапо. - и, заметив мой взгляд, пояснил, - Лапо дельи Уберти, сын мессера дельи Уберти.
- Черт подери! - я вскочил на ноги.
- Что такое? - нахмурился Гвидо, видимо посчитав мое поведение оскорбительным, в свете только что произнесенного имени.
- Да нет, ничего, извини... просто совсем забыл... голова дырявая. Ты продолжай, я слушаю. - тем временем, матерясь про себя на себя и свой склероз, я нашарил лично изобретенный карман в котте и записку в нем. Ту самую, экспроприированную у ночного не пойми кого. Нас ведь особо-то и не обыскивали. Не то время. Если на поясе нет кошеля и руки пусты, значит искать больше нечего, поскольку кроме кошелей и сумок типа "сидор", другого способа хранения переносимых вещей одним человеком тут пока не знают. Ну, разве за пояс засунуть. Но пояса с нас сняли и кошель с деньгами отобрали. А вот кармана снаружи не видно. Так что записка, а точнее, послание, к счастью, осталось при мне:
"Возлюбленный брат наш Никколозо,
Надлежит вам в кратчайший срок, а весьма желательно
сегодня, найти и доставить для дознания слугу и приспешника
богомерзкого врага нашего, крещеного Маненте, также
известного как Фарината Уберти. Слуги же имя Ружеро
Понтини. Сей есть отрок лет одиннадцати или двенадцати,
росту для его лет весьма высокого, сложения худощавого,
но не тощ, волосы короткие, прямые, темно-русого цвету,
а глаза серые. Нос прям и костист, лоб высок, лицо скуласто
и угловато, подбородок же тверд. Лицо его тем еще приметно,
что носит следы сильного ожога и до сих пор красно с левой
стороны, что и издалека видно. Отрока сего следует изловить,
но вреда нисколько не причинять, а наипаче следить, чтобы
жизни не лишился. Если же кто будет в его сопровождении, то,
по возможности, следует также изловить. А если нет, то
Бог вас простит, но свидетелей поимки упомянутого Ружеро
Понтини, кои могут донести Уберти, остаться не должно.
Просим вас со всей смиренностью отложить остальное, но
нисколько с этим делом не мешкать, а приступить немедленно.
Столь важно дело сие, что сам Понтифик дарует вас
своим благословением ни в чем при поимке упомянутого
Ружеро Понтини себя и доверенных людей ваших не
ограничивать, все прегрешения с вас снимает, и заступничество
твердо обещает. Мести же Фаринаты Уберти не бойтесь. Если
сделаете все твердо и решительно, то будет успешно
предприятие наше, к вящей славе Господней, а врагам
смерть. Если же колебаться и слабость в душе лелеять,
то вскорости враги совсем одолеют, и тогда не будет нам
всем места в Фиренце, а то и по всей Италии. Пойманного же
следует доставить к верным братьям нашим, специально
для этого дела прибывшим из Равенны, бр. Альфонсо и
бр. Бартоломео, кои будут молиться за вас и ожидать
в известном вам месте.
Антонио Мазо."
-... Отец тогда собрал своих братьев и сыновей и отправился к мессеру Уберти во дворец, - пока я читал, Гвидо рассказывал историю своего знакомства с сыном мессера Фаринаты, случившегося на следующий день после того, как гибеллины вошли в город. Тогда, почти три года назад, их семейство оказалось первым из цеха Камбио, поддержавшим победителей. В те, первые, после победы, дни победители особым гуманизмом не страдали и многие из со-цеховиков Джузеппе Медичи, убеждённые гвельфы, оказались либо убиты, либо изгнаны из города.
