Лилия в янтаре. Исход (СИ)

Ушлый папик Гвидо не только сохранил жизнь и избежал полной конфискации, он ещё пролез в первые финансисты, обзавёлся нужными связями и пристроил младшенького. Все цеха практически в полном составе стояли за гвельфов, так что ход Джузеппе, папы Гвидо, в резко изменившемся политическом раскладе сразу сделал его фаворитом на финансовом рынке. Кто успел, как говорится. Мне это особо интересно не было. Как вдохновенно денежные мешки любят покрывающую их власть и в какой позе обычно отдаются я и сам мог рассказать, так что слушал я краем уха. Гораздо интереснее было содержание письма. Удачно я, однако, с карманом подсуетился. Вовремя. Сложив накидку вчетверо, я вновь уселся, привалившись спиной к стене. От стены несло холодом, но усталость давала о себе знать все отчетливей. Поспать бы. Но тут спать - только пневмонию подхватить. Лучше уж подумаем. Тем более, есть о чем. Первое, что бросается в глаза, это что инквизиция знает меня в лицо. И дело мое на личном контроле у какой-то шишки. Попутно выясняется, что инквизиция выполняет гораздо больше функций, чем думает мессер дельи Уберти и даже больше, чем думал я сам. Не только слежка и дознание, так сказать, разведка и контрразведка церкви, но и активный инструмент, а может, и игрок на политической сцене. "Мы" и "нас" относится, скорее всего, ко всей церкви, но история знает немало примеров того, как многознающие главы тайных служб либо их кураторы смещали наследственных или демократически избранных правителей и занимали их места. Неприятное это доказательство моей важности. Надеюсь, Фаринату это прошибет. Специально из Равенны... фиг знает, что за Равенна такая, но звучит как "прямо из Центрального Управления", или "они от Самогò...". Почему тогда меня ни разу к "Самомý" не отвезли? Ответ очевиден: сотрудничество мое никому не нужно, информация от меня важна, но одноразова и может быть легко передана другому лицу и затем воспроизведена без моего участия, так что как ни колись на допросах, а выжить у меня, если попадусь - а я попался - шансов никаких. Плохо то, что ценность моей тушки до того, как я все выложу, так велика, что даже царапать ее не рекомендуется. Так что "лучше умереть" (в моем случае не бравада, а совсем наоборот) это легче сказать, чем сделать. Как-то надо с попаданием в лапы инквизиции завязывать. Самоубийство это первое, что приходит на ум, да и не в первый раз. Вот только самому себе ткнуть ножом или мечом в живот мне так и не хватало духу, пока не становилось слишком поздно. Я покосился на Гвидо. Тот последовал моему примеру и, подложив под задницу свое некогда роскошное сюркотто, уселся на пол. Рот он не закрыл ни на минуту, продолжая свой эпос:

- ... Но тут уж я оказался сильнее. Еще бы! Я к тому времени уже полгода как помогал старшему брату вести записи и считал будь здоров как. Хоть до тысячи. Отец сам говорил, что я лучше, чем любой из старших братьев и дело будет мне оставлять. Да. А мессер дельи Уберти как узнал, так тут же сказал отцу, что берет меня в компаньоны его сыну. Отцу-то не очень хотелось терять работника из дому, да к тому же наследника, ругался дома страшно, всех побил - и мать, и служанок, да делать нечего, согласился. Вот так мне и повезло. Лапо наверняка на следующий год рыцарем станет. А там... - он замялся, глаза затуманились.

- Понятно. А там и тебя подтянет и станешь ты не продолжателем ростовщического, а основателем уже рыцарского рода Медичи. Ага?

- Ну...

Вы поглядите: рожа сияет, взгляд мечтательный... Наивный пипл. Я не я, если тебя просто не оставили в качестве заложника, парень. Чтобы ушлый финансист не передумал и не кинулся в другую крайность, не подался назад, к своим. Предавший раз... А вот папик твой, перебежчик шустрый, скорее всего, это дело сразу просек, оттого и психовал.

- А чего ты так от банковского дела-то бежал?

- Ты, что ли, не бежал бы... - буркнул он. Фиг его знает, парень, фиг его знает... Уже давно мне не хочется бегать от денег. Даже как-то наоборот. Оно, конечно, неприятно, что чаще всего чтоб у тебя завелись не просто денежные знаки, а именно Деньги, надо или воровать, или предавать. Кидать, подставлять, унижаться, изворачиваться... И уж почти наверняка надо врать. Всем и всегда. Исключений почти не бывает. Это, конечно, минусы. Но, боги мои, сколько же плюсов... Но не спорить же с ребенком. Однако этот романтик может в спину и не ударить, сволочь. А ведь именно такого мне и надо бы в спутники, пока с инквизицией не разберусь. Чтоб зарезал мастерски, само собой. И что делать? Резко перестать быть единственным обладателем неких бесценных сведений? А как это сделать, если я и сам не знаю, что именно я знаю?

Мои размышления прервали глухие звуки, как ладонью по подушке, перемежающиеся вскриками. Слышно было еле-еле, однако что голос женский это точно. Гвидо тоже услышал, вскочил и с проклятиями бросился к двери. Я закрыл глаза и постарался успокоить внезапно заколотившееся сердце. Во-первых, нечего дергаться. Вряд ли мы единственные узники этого веселого местечка, и вряд ли Мария, Паола и Лоренца единственные женщины тут. Во-вторых, не они главные персонажи на этом праздничном шоу, так что у местных садистов нет никакого смысла начинать с них. А потому скорее всего мучают не наших женщин. Не то, чтобы других не жалко. Просто есть еще в-третьих: все равно криками, проклятиями, и колочением в запертую дверь сделать ничего путного нельзя. Вот в морду получить - это запросто. В этом я имел случай убедиться. Но от этого никому легче не станет.

Вскрики сменились отчаянным протяжным воплем, закончившимся чем-то совсем уже жутким, словно жертва одновременно и захлебывалась, и задыхалась, продолжая пытаться кричать. Гвидо осатанело пинал дверь. Хорошо, его ор практически заглушал все остальное. Мне тоже хотелось орать и что-то делать. Ни хрена не помогало мое самовнушение.

Суки.

Уроды.

Вот если бы точно знать, что это просто игра какая-то, что все - не настоящее. Не знаю, правда, что бы это изменило. Мое отношение к Марии? К девчонкам? К Гвидо? К обуревшим от безнаказанности и крови подонкам? Уже вряд ли. Они все для меня такие же реальные, как Мишаня, которого я знал ещё с института, со второго курса; как Толик, наш временами сильно поддающий, но бессменный техник; как Вовчик, программер, самый молодой из нашей гоп-компании, но с которым