- И все-таки скажи, - домолвил он, чуть помолчав. – Ты воспитываешь его десять лет. Неужто ты всерьез полагаешь, что его кто-то может сманить… или удержать?
На ночь дядя Петя не остался, торопился успокоить жену. А Сергий пел в своей церквушке вечерню – все то из службы, что дозволено не имеющему священничества – и Ваня умело подтягивал, и так дивно было слышать этот ясный высокий голос здесь, среди пустых бревенчатых стен, еще хранивших в себе эхо гудящих вьюг и волчьего воя. И после, перед сном, он дольше обычного стоял на молитве, пытаясь восстановить душевное равновесие. Радость волнует паче беды.
Ваня уже спал. Сергий подошел поправить одеяло, как всякий взрослый непременно подойдет к спящему ребенку. Он смотрел на нежную линию детской щеки, на рассыпавшиеся волосы, казавшиеся в лунном свете серебристыми, и сердце его наполнялось пронзительным, отвычным – а может, и неизведанным доселе? – чувством. Так ли было, когда много лет назад он качал маленьких племянников на коленях? Он не мог вспомнить, но казалось – нет, не так. Тогда было умиление, какое всегда вызывают маленькие. А ныне он всем своим существом, всем переполненным нежностью растревоженным сердцем чувствовал, что вот, здесь – пусть не сын, племянник, пусть! – и все же родная кровь, родная плоть. Тоненькая ниточка в грядущее.
Комментарий к Часть I. Перепутье. 1352.
[1] По народной примете, в день Усекновения Честной Главы Св. Иоанна Предтечи (Ивана Постного) нельзя есть никаких круглых овощей, напоминающих голову, и особенно рубить капусту – на кочане появится кровь.
[2] Дюденя (Тудана), брата хана Тохты, в 1293 году «навел» Андрей Городецкий. «Дюденева» рать была одной из самых страшных в истории Северо-Восточной Руси.
[3] Сочинение Иоанна экзарха Болгарского (конец IX – начало X в.) об устройстве и сотворении мира.
[4] Кусок.
[5] Варфоломеем
========== 1353. ==========
Чума пришла на Владимирскую Русь. Пришла в запахе погребального ладана, в слад-коватом запахе трупов, которые не успевали убирать с улиц, в едком запахе уксуса, которым обтирали все подряд, чая спастись от заразы, хотя и это мало помогало; в общем запахе безна-дежного ужаса.
В Твери умерла маленькая Дуняша, дочка Ильи Степанова. Резвушка, веселушка, ры-жая, как солнышко. Наряжаться любила… Нацепив мамины бусы, склоняла набок головку, ко-кетливо опускала ресницы: «Плавда, я класавица?». Как ни следили, не пускали из дому ни на шаг… Не уберегли.
Вести в парализованной мором стране двигались медленно, потому и об участи великокняжеской семьи в Твери узнали с запозданием, обо всем разом. Илья в который раз вспомнил свою умершую дочку, и душу оледенило мертвенной жутью… Перед глазами встала Ма-рия Александровна, тогда еще княжна. Ночь, заснеженные ели нависли над головой, теряясь во мраке, колеблющийся рыжий огонек и она около огня; молча сидит, бросив на колени саблю, которая все равно ей не погодится, если что… Каково это – разом потерять четверых детей и мужа. Всех.
Илья не ведал иного: когда умер Симеон, княгиня была тяжела и выкинула на другой день. Даже не удалось узнать, мальчик ли был, девочка ли; немногие и ведали обо всем, а иные удивлялись, почему в духовной великого князя был оставлен пробел вместо имени наследника.
А Илье судьба послала иное дитя взамен потерянного. Проезжая безлюдной улицей – старались не ходить пешком и ничего не касаться, чтоб не цеплять заразы – он вдруг услышал какие-то слабые звуки, всхлипы не всхлипы, сперва подумал даже, что котенок, но тут узрел мертвую женщину; крохотный ребенок, в серой от пыли рубашонке, не понять даже, какого пола, сжался рядом в комочек. С захолонувшим от жалости сердцем, даже не помыслив путем, что он делает, Илья соскочил с коня, подхватил на руки невесомое, дрожащее тельце.
Дома Лукерья, тяжело поднявшаяся было с лавки навстречу мужу (была непраздна, дохаживала уже последние дни), увидев его ношу, отшатнулась:
- Сдурел? Погинем все!
Илья растеряно стоял, не находя, что отмолвить в ответ, и жена вдруг, судорожно дер-нув горлом, высказала совершенно будничным тоном:
- Чего стал, баню топи. Да лопотину потом сжечь не забудь.
Ребенок – это оказалась девочка лет двух от роду – так и прижилась в дому. Имени своего она назвать не сумела, потому кликали ее сперва Найденкой, потом Наденькой. И – Господь награждает за добрые дела! Больше никто из Илюхиного семейства от мора не пострадал, а в положенный срок появился на свет вполне крепкий и здоровый мальчик. Имя было загадано давно: Степан, по деду, но Илья вдруг передумал и назвал старшего сына Семеном, в честь покойного князя.
***
Михаил Кашинский, получив вести из Москвы, почуял внезапную ослабу в ногах и не сразу заставил себя встать, чтобы пойти повестить жене. Но по тому, что Василисы не находилось ни в горницах, ни в службах, Михаил начал догадываться, что его опередили.
Василиса сидела на полу, обхватив руками колени; подняла к мужу мокрое лицо, и у Михаила слова застряли в горле. Он тихо присел рядом.
- Одна… - горько выговорила она.
- А как же Вася? А я?… - по отчаянному взгляду жены Михаил понял, что говорит не то, что она не про то… - А… дядя Иван?
- Было… род… - она имела в виду Семеновичей, - только что был… и опять одна!
Ему нечего было ответить. Он только молча привлек жену к себе.
***
Сергий c Ваней успели чудом. Буквально проскочили под носом у беды.
Они явились в Москву, в Богоявленский монастырь, и Ваня наконец увидел отца, та-кого, какого и представлял себе: высокого, яркого. Отец, как оказалось, был игумен и духовник самого великого князя. Ваня с замиранием сердца принял благословение, и уже потом, в келье, когда остались наконец втроем, одни родные, рассказывал, спеша и захлебываясь от волнения, про все-все и всех, чуя все время некую отстраненность отца и не обижаясь, понимая, что сие – надлежащее монаху отстояние от мирского. А Стефан вдруг порывисто обнял сына, ткнулся лицом в невесомые, как одуванчиковый пух, детские волосы, и Ваня счастливо и благодарно всхлипнул, уткнувшись носом в черное сукно.
В последующие дни Ваня вдосталь нагулялся везде, налюбовался и надивовался шум-ной пестроте большого города, который и сравнить нельзя было с Радонежем. Видел торг, ви-дел сказочные бело-золотые каменные церкви, разряженных бояр с боярынями и иноземных гостей, узрел даже самого великого князя, когда тот посетил монастырь. А потом Стефан взял его за руку, подвел к Сергию и торжественно сказал:
- Вручаю тебе сына своего, дабы постриг ты его во иноческий чин.
Потому что за эти дни Иван твердо решил, что будет он только монахом, и не где-нибудь, в только в лесу вместе
