Понимала это и Виктория, которая снова будто прочитала его мысли:
— Остался всего год… Так мало времени.
— Не думай об этом, — мягко велел Пестель. Одна только эта мысль невольно ввергала его в страх. Он уже думал об этом раньше, корил себя за то, что все-таки не уберег Викторию, вспоминал Наталью Рылееву и Анну Бельскую и с ужасом и сожалением представлял, что их ждет после. Пестель не раз задавался вопросом — возникают ли подобные мысли у Сергея или у Кондратия? — но ответа не находил.
Виктория слабо пошевелилась, укладывая голову так, чтобы видеть его лицо.
— Я не могу не думать, — призналась она, находя его взгляд. — Каждое утро я говорю себе, что у нас осталось на день меньше времени.
Пестель молчал, не находя слов.
— Но знаешь, — продолжала Виктория. — Я ни о чем не жалею! Мне и одного дня, проведенного с тобой, хватит на целую жизнь! И, в конце концов, мы же не навсегда расстанемся… А если… Если что-то случится… Я поеду за тобой, слышишь? Я куда угодно поеду, я найду тебя, где бы ты ни был…
Пестель молчал, не в силах отобрать у Виктории надежду. Он знал, что вряд ли выживет. А если выживет, то лишь для того, чтобы умереть потом, это лишь вопрос времени. А ссылка, на которую так уповала Виктория… Даже если его и отправят на каторгу, что маловероятно, он сделает все возможное, чтобы Виктория не узнала, куда его увезут.
Виктория помолчала какое-то время, а потом заговорила снова. Её голос звучал тихо и глухо, так, словно она говорила сквозь сон:
— Ты знаешь, я часто думаю, почему мама не поехала за папой… Может быть, тогда он прожил бы дольше. И уж точно он не умер бы в одиночестве больным немощным стариком…
— У нее была ты, — тихо ответил Пестель. — Если бы твоя мама поехала в добровольную ссылку вслед за мужем, она бы могла потерять вас обоих. В жизни приходится принимать трудные решения.
— Но это же неправильно! — горько прошептала Виктория. — Она так его любила, я же знаю!..
— Мы никогда не узнаем, какие наши решения окажутся верными, а какие — нет, — заметил Пестель, тихонько поглаживая её по спине. — Иногда мне кажется, что верных решений и вовсе не существует.
Виктория не ответила. Часы в коридоре пробили пять часов, и она обреченно подняла голову. Несколько секунд лежала так неподвижно, вслушиваясь в тишину, потом медленно высвободилась из объятий Пестеля и стала одеваться.
— Ты не опоздаешь? — спросил Пестель, наблюдая за тем, как она затягивает боковые шнурки на платье.
— Скажу, что решила прогуляться, — тихо ответила Виктория. Она стояла полубоком к нему, но даже так Пестель видел, как покраснели её шея и ухо. Ложь давалась Виктории с трудом — это было сразу видно. Скрепя сердце Пестель встал с постели и принялся тщательно одеваться. Так он пытался скрыть свое состояние.
Слова Муравьева-Апостола въелись в подкорку его сознания и никак не хотели забываться. Только теперь, с большим опозданием, Пестель понял, что все намного сложнее, чем казалось на первый взгляд. После удачи или провала восстания — для Пестеля итог, вероятнее всего, будет один и в том, и в другом случае — ей грозило не только разбитое сердце. В случае неудачи может случиться что-то намного страшнее этого. Сергей был прав: если Виктория попадет в поле зрения тех, у кого будет власть, её могут заподозрить в сговоре, и тогда простой опалой дело не обернется. Её прошлое сыграет против нее.
Допустить этого Пестель не мог.
Но найти решение — тоже.
Он думал об этом весь путь до дома Виктории. Рассеянный и угрюмый, он наверняка вызвал у нее какие-то тревожные мысли, потому что и она сама с каждой минутой погружалась в мрачное оцепенение. Они попрощались за поворотом к улице, на которой жила Виктория. Пестель остался стоять за углом дома и наблюдал за молодой женщиной, пока она не вошла в калитку своего двора. Только после этого он развернулся и побрел по весенним и ясным улочкам Петербурга.
***
Он сам не знал, как ноги вынесли его к синему дому на набережной Мойки.
Просто в один момент Пестель понял, что стоит перед кованой решеткой и смотрит на знакомые окна. Тряхнув головой, чтобы прогнать невеселые мысли, он решительно толкнул калитку и вошёл во двор. Мысль о том, что пришло время поговорить с Рылеевым, вдруг показалась ему очень правильной.
Дверь ему открыл сам хозяин дома, и Пестель сразу понял, что Рылеев кого-то ждал. Однако, при виде гостя он не выказал ни досады, ни особого удивления:
— Павел! Как я рад тебя видеть. Есть какие-то новости?
— Нет, никаких, — немного нагло потеснив товарища, чтобы войти, ответил Пестель. — Просто решил зайти. Сто лет, кажется, не виделись просто так.
— Да-да, верно… — озадаченно склонив голову вбок, заметил Рылеев. — Ну что ж, проходи в гостиную. Будешь чай?
Пестель сдержанно кивнул:
— Спасибо.
Он уверенным шагом вошёл в гостиную, зная, что, если не войдет сейчас, то уже не решится и так и уйдет ни с чем. А поговорить надо было — теперь Пестель в этом твердо уверился. В конце концов, Виктория родственница Кондратия, а значит, её судьба для него небезразлична. А это, в свою очередь, значит, что Рылеев сможет дать ему совет, в котором запутавшийся вконец Пестель так нуждается.
Они сели за стол, и Наталья Рылеева принесла им чай. По её встревоженному лицу Пестель догадался, что до его прихода супруги о чем-то спорили. Такое лицо у женщины бывало только тогда, когда её муж заводил свою излюбленную тему и пугал её прогнозами на будущее.
— Кого-то ждешь? — спросил Пестель, отхлебывая из чашки горячий чай.
— Князь Трубецкой обещал зайти около семи, — погруженный в свои мысли, ответил Рылеев.
Пестель, помрачнев, опустил чашку на блюдце.
— Он все еще против?..
— Да, — с полуслова понял его Рылеев. — Боюсь, да. Но еще есть надежда, что мы сможем договориться в следующем году.
Пестель молчал, хмурясь. Ему не хотелось говорить о политике, но он не знал, как перевести тему. Рубить с
