Уже стемнело, а Виктория все так же бесцельно бродила по улочкам Петербурга. Ее обувь уже давно противно хлюпала, она вымокла до нитки и теперь дрожала от холода. В глазах было мокро, и Виктория так и не смогла понять, от слез это или от мелкого дождя. Но вернуться домой она не смогла бы. В какую-то секунду ей даже захотелось сесть на одну из мокрых скамеек и умереть. Говорят, когда человек умирает от холода, он всего лишь засыпает. Спокойная, тихая, незаметная смерть. Гораздо легче той, что ждет ее потом — в бессильном одиночестве, под гнетом воспоминаний и сожалений.
Виктория сама не поняла, как она очутилась у знакомого подъезда синего дома у Мойки. В какой-то момент она просто подняла голову и увидела светящийся прямоугольник окна. Продрогшая, вымокшая до нитки, она отдалась инстинктам и пошла на свет, словно заплутавший в ночи путник.
Подниматься по лестнице было тяжело — каждая ступенька казалась непреодолимой преградой. Слоняясь по холодным улицам, Виктория потеряла счет времени. По ее прикидкам прошло не больше часа с тех пор, как они с Пестелем расстались, и женщина была совершенно уверена в том, что она не должна была устать так сильно. Но, списав все на потрясение, она не стала заострять на этом свое внимание. Добравшись наконец до нужной квартиры, Виктория с трудом подняла тяжелую руку и постучала в дверь. Прошла целая вечность, прежде чем ей открыли.
Виктория вошла в квартиру и непослушными пальцами содрала с себя мокрый платок. Только теперь она с удивлением обнаружила, что вся ее одежда вымокла под дождем и стала очень тяжелой. Она так и простояла посреди коридора, глядя на платок — вплоть до самой минуты, пока к ней не вышла Наталья Рылеева.
— Виктория? — воскликнула она с удивлением, глядя на гостью. — Что с тобой стряслось?
Виктория неосознанно отметила, что в голосе Натальи уже не было прежнего изумления — бедная женщина давно привыкла к тому, что к ним в квартиру могли заявиться самые неожиданные люди в самый неподходящий момент, к тому же сама Виктория не раз наведывалась к ним поздно вечером. Но все-таки внешний вид женщины вызывал у Натальи тревогу.
Она подошла к Виктории и помогла ей раздеться. Ее движения были мягкие, но настойчивые, и Виктория не возражала, когда Наталья обняла ее за плечи и провела в гостиную. Словно во сне, Виктория слышала, как в соседней комнате кто-то неуверенно играл на пианино — наверно, Настенька разучивала ноты.
— Присядь.
Наталья подтолкнула Викторию к хорошо знакомой ей софе в углу гостиной и ушла, но скоро вернулась, неся в руках шерстяное одеяло.
— Укрой ноги.
Виктория послушно выполняла ее поручения. Наталья кружила вокруг нее, и от этого движения начала болеть голова. Виктория почувствовала, что ее знобит, и обняла себя за плечи. Платье промокло даже сквозь пальто.
— А где Кондратий? — зачем-то спросила Виктория, рассеянно скользя взглядом по гостиной.
— У себя в кабинете, — быстро ответила Наталья, зажигая еще одну лампу. — Снова кому-то пишет. Весь день там сидит… Опять окно открыл, — досадливо поморщилась Наталья, увидев открытое окно. Быстрыми, ловкими движениями она закрыла его и вернулась к Виктории, качая головой. — Вот всегда он так! Сначала устроит сквозняк, а потом сляжет в постель с простудой! Ей-Богу, как ребенок!
О том, что Кондратий болел каждую зиму, как по традиции, Виктория знала не понаслышке. Она помнила еще в детстве, что он был очень болезненным и очень рассеянным. И помнила, как иногда длинными зимними вечерами приходила к нему и приносила мамин отвар. Как давно это было! Словно в прошлой жизни… Теперь у нее нет ни мамы, ни уверенности в том, что завтрашний день вообще наступит.
— У тебя жар, — мимолетно приложив ладонь к ее горячему лбу, заметила Наталья. — Ты вся горишь!
Виктория грустно покачала головой. Не слыша женщину, она откликалась собственным мыслям.
— Наташенька, Наташа, — зашептала она, в отчаянной попытке ища у нее утешения. — Он уедет сегодня! Он навсегда уедет!..
— Кто уедет? — наклонясь к женщине, спросила Наталья. — Кто, Виктория?
Виктория снова покачала головой. Силуэт Натальи, склоненной к ней, был неясным, расплывчатым.
— Он погиб, Наташенька! Все они погибли! — закричала она, не зная, что на самом деле ее слова звучат тише, чем шепот.
Наталья отпрянула от нее в суеверном ужасе.
— Бог с тобой! — перекрестилась она. Лампа в ее руке дрожала, и от колеблющегося света огня на стене плясали пугающие тени. — Что ты такое говоришь!..
Виктория закрыла лицо ладонями и разрыдалась. И Наталья, поставив лампу прямо на пол, села рядом с женщиной. Так и не поняв до конца, что же все-таки произошло, она принялась утешать подругу. Совсем скоро рыдали уже обе женщины.
========== -18- ==========
На следующий день случилось то, чего никто не мог даже предположить. Первого декабря тысяча восемьсот двадцать пятого года умер император Российской Империи Александр Первый.
Эта новость поразила каждого. Многие отказывались в нее верить и всё отрицали, вспоминая, что Наполеон-де якобы не умер и его гроб был пуст, когда его хоронили. Слухи ползли отовсюду, просачивались сквозь самые узкие улочки Петербурга, но факт оставался фактом: власть в России вот-вот сменится. А значит, для Пестеля и всех, кто делал с ним их общее Дело, настал тот самый момент.
Такая неожиданная перемена фигур на шахматной доске повергла Пестеля в глубочайшее удивление на грани суеверного благоговения. Он никогда не верил в приметы, по большей части был атеистом… Но как не разглядеть в смерти Александра знак, посланный судьбой? Как тут не возникнуть надежде, что, может быть, еще не все потеряно? Примерно так же думал не один Пестель.
Подготовка к восстанию началась.
На собрании назначили дату — первое января. Приехавший из Петербурга в Линчин Муравьёв-Апостол сообщил об этом Пестелю. Он принес и другие новости — такие как положение войск в столице и общая атмосфера среди населения. За короткое время нужно было решить сразу несколько сложных вопросов. Погрузившись в работу с головой, Пестель перестал думать о чем-либо, кроме назначенной даты судного дня.
Прошло несколько дней. Петербург на пороге перемен гудел, словно улей. Началась суета. Пестель уже не мог сдержать нетерпения и
