Габриэль дал ему собственную благодать, а сам, естественно, мог появиться везде, где она находится.
— Я все узнала, что хотела, — Вельзевул выпустила Гермиону и отошла. — Она твоя, Хастур.
Хастур растворил меч и плеть и протянул руку, свалившейся на траву растерянной Гермионе, помогая встать; та никак не могла прийти в себя, еще никогда ее память так грубо не выворачивали наизнанку, перемешав все события.
— Не стоит меня бояться, — тихо сказал Хастур. — Это поздно и бесполезно. И портит вкус.
— Вкус чего? — едва слышно спросила Гермиона.
— Души, — ответил демон, обнимая ее за талию и другой рукой взяв за подбородок. — У вас, людей, было какое-то выражение о том, что бездна начинает смотреть в ответ.
— Оно о том, что нельзя использовать чудовищные поступки, борясь с чудовищами, — сказала Гермиона, закрыв глаза. Она понимала, что если откроет — пропадет. Все, что она читала когда-то о демонах, говорило о том, что никто из них ничего не делает с людскими душами насильно. В крайнем случае, ее могут убить, но если забрать душу, оторвать ее от тела, то она станет такой же, какими были родители Невилла. К тому же душу, если ее вырвет и пожрет герцог ада Хастур, о котором она тоже читала и узнала по имени, явно не ждет ничего хорошего.
— Это эффективно, — заметил Хастур.
— Это бессмысленно. Количество чудовищ не изменится, — ответила Гермиона.
— Хастур! — раздраженно окликнула Вельзевул.
— Ты отдала ее мне, — напомнил Хастур. — А я не хочу ее смерти. Все гораздо проще, — обратился он к Гермионе. — Это лишь значит, что бездна смотрит. Ты ведь хочешь узнать, что в ней?
Гермиона зажмурилась изо всех сил, стараясь не двигаться и даже не дышать. Пусть убьет, пусть убьет уже скорее! Она почувствовала, что хватка на поясе ослабевает, исчезла рука с лица: неужели ушел? Она постояла еще несколько секунд, чувствуя невероятную радость — спасена! Она надеялась на смерть, а оказалась спасена! Рассмеявшись от радости, она вдруг услышала истошный крик.
Теодор видел, что демон, отпустив Гермиону, остался стоять перед ней, наклонившись к ее лицу словно для поцелуя, и понял: он ждет, что она решит, будто спаслась, чтобы душа не была отравлена привкусом страха. Забыв о своей природной трусости, Нотт заорал «Не смотри! Беги и не смотри!» так громко, что потерял голос. Вельзевул вскинула голову, осматривая пространство за куполом, откуда мог идти звук, но Теодора не увидела, тот почти закопался в землю. А Гермиона, не успев испугаться, посмотрела прямо в глаза напротив себя. Ничто не дрогнуло на холодном бледном лице Хастура, но последнее, что Гермиона еще увидела и осознала в своей жизни, это то, как бездна ей улыбнулась.
— Почему так долго, — проворчала Вельзевул, надевая перчатки.
— Довольно трудно вызвать отсутствие испуга у тех, чью душу собираешься поглотить, — сыто отозвался Хастур. — Но тут она была так рада спасению, что меня аж ведет. Люди испытывают то же самое от дурмана?
— Почему ты ее не убил? — спросила Вельзевул.
— Незачем, — Хастур с каждым шагом уходил под землю все ниже. — Мне не нужно ее тело.
Теодор еще час лежал на земле, не в силах двинуться от ужаса, потом подполз к Гермионе. Она была жива: дышала, могла двигаться, когда Теодор спросил, может ли она встать, поднялась на ноги. Остекленевшие глаза не выражали узнавания, на земле от Гермионы Уизли осталась только безвольная оболочка, не способная на мысли.
***
Кроули выбрался из-под упавшей на него потолочной балки, обернулся змеей, чтобы не так заметно было, насколько он разбит. Проползая к разлому — он чувствовал отсутствие эфирных и оккультных существ поблизости — он заметил, как Нотт ведет за собой Гермиону, но не ощутил в ней человека, как бывало с остальными: как предмет, с точки зрения змеи, просто теплый. Что же произошло, где Азирафаэль? Где Хасс?
— Как нам… повезло, — Азирафаэль, оказавшись на Небесах, сел прямо на пол. Уриэль, всегда его недолюбливавшая, свалилась рядом.
— Да. Эта смертная отвлекла Хастура, если бы не это, он бы мне голову отрубил.
— Какая смертная? — отдышавшись, спросил Азирафаэль.
— Не знаю. Подошла к краю барьера, — Уриэль провела ладонью по лезвию, уничтожая зазубрины от демонского клинка, но самые глубокие все равно остались.
— Какая смертная? — прицепился Азирафаэль.
— Не знаю, они все на одно лицо! Женского рода, это я заметила, — уже раздраженно ответила Уриэль.
Азирафаэль не успел ничего сказать: к ним размашистым шагом подошел Габриэль, Хасс, уже переодетый в характерную небесам белую одежду, торопился следом.
— Уриэль, — сказал он, подавая ей руку и поднимая на ноги. Она встала и на миг закрыла глаза, чуть улыбнувшись: сила архангела исцелила ее, сняла усталость. — У меня есть для тебя задание.
— Слушаю, — с готовностью отозвалась Уриэль, глядя на него сияющими глазами.
Хасс тихонько подобрался к Азирафаэлю и сел рядом с ним. Ангел устало обнял его за плечи, и Хасс прижал ладонь к его боку: мгновенно ушла усталость, словно он не дрался с самой владыкой ада, исчезла боль, появившаяся из-за присутствия рядом зла такой силы. С Кроули у него не было болевых ощущений, только небольшая горечь во рту, которую он даже не замечал последние четыре тысячи лет.
— Что ты сделал, Хасс? — шепотом спросил Азирафаэль.
— Я исправил, — тихо отозвался Хасс. — Это ведь все из-за меня. Лучше бы я не рождался, они ведь любили друг друга, раз меня создали. А теперь… теперь нет.
— Не говори так, — Азирафаэль обнял его крепче. — И не думай. Любовь твоих родителей старше самой Земли и не закончится потому, что… что они на разных сторонах. Они почти всегда на них были.
— Азирафаэль, — окликнул Габриэль, когда Уриэль ушла. Ангел неловко поднялся на ноги: помогать ему никто не собирался. — Я благодарю тебя за службу. Отныне мое место занимает Уриэль.
— А ты? — опешив, спросил Азирафаэль.
— У меня… — Габриэль материализовал в руках толстую энциклопедию по земной терминологии, самообновляющуюся, хоть и с небольшим опозданием: семьдесят процентов работы Азирафаэля заключались
