Звук шагов человека, легко и быстро семенившего по прохладному плиточному полу, напомнил мне о порученной миссии. Я спешно кинулась искать убежище. Рядом была дверь, но такая великолепная и разукрашенная, что я бы не рискнула сунуться туда, если бы не страх разоблачения. Я толкнула створку, и, к моему удивлению, она открылась. Слава небу, там никого не было, хотя обстановка подсказывала, что в комнате кто-то живет. Я увидела письменный стол и в дальнем углу – традиционную кровать-альков[51]. Повсюду в беспорядке валялись книги и бумаги, но у меня не оставалось времени, чтобы изучить окружающие предметы. Единственный большой платяной шкаф, в котором я могла бы спрятаться, оказался запертым. Я безуспешно подергала дверцу, а затем проскользнула в кроватную коробку. Парчовые занавеси были наполовину спущены, и я скорчилась за одной из них с бешено бьющимся сердцем. Человек сейчас пройдет мимо, внушала я себе… но его шаги затихли как раз у двери комнаты.
– Оуян! Господин Оуян! Где вы?
Голос матери. К вящему ужасу, я поняла, что неплотно закрыла дверь, и она предательски приоткрылась. Минутное замешательство – и тонкая белая ручка, унизанная тяжелыми перстнями, открыла дверь настежь. Я мигом спряталась глубже за занавесями.
– Вы тут? – окликнула она.
Я могла слышать, как она ходит по комнате, заглядывая в раскрытые книги и сдвигая стопки бумаг. Что же она искала? И почему пришла сюда? Понимая, что малейшее движение меня выдаст, я согнулась в своем уголке и понадеялась, что ей не придет в голову обследовать кровать. Альков построили в виде коробки с занавесями и тремя стенками, причем боковые вырезали низко, чтобы можно было опереться. В традиционных сентиментальных романах часто изображали подобные кровати, а также прекрасных героинь, томно ожидавших внутри. Никогда не мечтала, что однажды смогу найти приют в одной из таких «шкатулочек» – стану прятаться в мире призраков от мертвой матери, которая начнет рыться в секретах неприятного старика. Я прикусила щеку, поскольку неуместный хохот грозил меня задушить. Что за насмешка! Я тосковала по матери, грезила о ней, предвкушала и воображала наше воссоединение, и вот каков результат.
Послышались царапающие звуки, и, сдерживая дыхание, я слегка высунулась из-за занавесей, чтобы подсмотреть. Женщина стояла спиной ко мне и писала кисточкой на листке бумаги. Царапанье раздавалось из-за предыдущей работы: она растерла брусок туши с водой на сухой тушечнице. В Малайе у меня были грифельные карандаши и даже деревянно-графитовые. По всей видимости, никто не потрудился сжечь копии таких современных инструментов, раз мать довели до использования кисточки и туши[52]. Она настолько углубилась в свое занятие, что не замечала приближавшиеся шаги, пока не стало слишком поздно. Дверь протестующе скрипнула, и, вздрогнув, непрошеная гостья спрятала в карман свою записку и быстро смешала бумаги в кучу.
– Ах, мадам! Что привело вас сюда? – Это говорил господин Оуян.
– Вы, конечно же. – Я была вынуждена ею восхититься. Нервы у этой женщины выковали из железа.
– Что вы делаете в моих скромных покоях?
– Но, господин Оуян, у вас же есть свой дом. Собственные особняки и виллы, по сравнению с которыми это местечко выглядит вполне провинциально. – Ее голос понизился до мурлыканья.
– Вы же знаете моих глупых потомков. Они бы никогда не позволили мне продолжать там исследования.
– Да? Видно, поэтому вы принесли сюда ваши картины.
Его смех походил на скрежет гальки.
– Нравятся? Я велел внуку сжечь всю коллекцию после моей смерти, чтобы наслаждаться ими и здесь. А они дороги! Сын был против, хотел их продать, но внук выполнил мое требование. Хм! Хорошо, что я баловал его при жизни, – стоило того. Но… зачем вы здесь? Точно не ради восхищения картинами, не так ли?
– Я изучала их в коридоре, когда заметила, что ваша дверь открыта.
– Вы слишком добры. Чем могу помочь?
Ее тон изменился.
– Никчемный внучатый племянник моего мужа довел дело до конца?
– Тиан Чин? Я считал, вам известно больше обо всем этом, чем мне.
– Он мне не доверяет. Но я знаю, чем вы занимаетесь. Хвалите и обихаживаете этого юного дурака. – Хотя ее слова были резкими, интонация голоса казалась соблазнительной. Я неловко поежилась в своем укрытии, уши заполыхали.
– Оставаясь дураком, он подходит для моей задачи. В ином случае он бы не осмелился доставлять столь предательские сообщения и посылки.
Она расхохоталась – звук был высоким, звонким и на удивление юным. Не думала, что смогу испытывать еще большую антипатию к матери, но ее смех заставил меня сжать зубы.
– Напомните мне никогда вас не недооценивать.
Господин Оуян продолжал:
– Как только он умер, я понял – вот мой инструмент. Знаете ли вы, сколько лет я ждал появления такого курьера? У Лим Тиан Чина есть нужные связи для такого задания. Богатая семья, обожающая матушка в мире живых и слишком много самолюбия, которое не позволяет ему видеть ничего, кроме собственных нужд.
– И какую же выгоду извлечете из этого вы? – Послышался странный шуршащий звук.
– А как вы думаете? Продлю пребывание на Равнинах мертвых до бесконечности.
– Но вы так часто жалуетесь на него. – И вновь шорох атласа.
– Это еще один штришок в моей умной игре. – Он крякнул и отвратительно чавкнул. Я выглянула в неудобный «глазок» и вся покрылась румянцем.
Насколько я могла видеть, эта развалина облапила мою мать, а она, сущая бесстыдница, уже высвободила одно белоснежное плечо из платья. Я отвернулась с полыхающими щеками. Как она могла! Они оба были чудовищны. И тут еще одна тяжкая мысль пришла в голову. Раньше или позже они могут переместиться на постель, и мое убежище раскроют. Я в панике огляделась. Между кроватью и стеной было узкое пространство – настолько крошечное, что я на полпути застряну.
Тяжелые занавеси колыхнулись, словно притянутые невидимой рукой.
Со страха я кинулась к щели. И как только пролезла за заднюю спинку кровати и скорчилась на полу, раздался громкий стук и взрыв хохота. Господин Оуян и моя мать вдвоем обрушились на постель.
Несколько минут я лежала там, прижавшись к холодным плиткам пола, словно ящерка, и прислушиваясь к звукам наверху. Пространство между кроватью и полом ничто не скрывало, и каждый вошедший в комнату меня легко бы заметил. Я ползла вперед, когда мать заговорила снова.
– Я и впрямь не должна здесь находиться, – в голосе слышалось сожаление.
– Никто не узнает. – Он говорил приглушенно. – Обожаю называть вас «мадам» и видеть лед в глазах.
– Если бы муж когда-нибудь заподозрил!
– Вы же знаете, на самом деле он вам не муж.
– Да как вы смеете говорить такое! – Снова шуршание, словно она подбирала одежду.
– Тихо, тихо. Нет нужды притворяться
