Больше, чем чего-либо еще, я желала встречи с драконом. Желала увидеть его безразмерную шляпу, услышать язвительные реплики. Побранить его за долгое отсутствие без единой весточки. Я говорила себе, что он всегда возвращался ко мне, даже с края могилы. Конечно, он придет, хотя я боялась, что причин для этого уже нет. У меня накопились вопросы. Действительно ли Лим Тиан Чин подал иск в загробный суд на Тиан Бая за убийство, как грозился? И нужна ли я как свидетель против господина Оуяна и Старого хозяина? Об этом мог рассказать только Эрлан. Но его последние слова только подчеркнули тот факт, что он хотел сохранить меня ради своих отчетов.
Меня одолела невыразимая печаль. Хотела бы я никогда не видеть его лица, однако оно словно каленым железом отпечаталось в моей памяти. Он предупреждал меня не смотреть. Почему же я не послушала?
В прочитанных китайских сказках отношения между духами и людьми зачастую были в высшей степени несчастливыми. Цветок нимфы хризантемы срезали, принцесса пчел вернулась в свой улей, и даже счастье пастуха и его небесной невесты оказалось кратким. И все-таки каждый раз, когда ветер дул достаточно сильно, чтобы заскрипели ставни, или ливень обрушивался на дом, я бежала к окнам.
Но Эрлан не приходил.
Глава 37
Мы с Тиан Баем должны были пожениться через два месяца. Я стремилась отложить свадьбу, приводя в качестве оправдания свою болезнь и не окончившийся годичный траур по Лим Тиан Чину. Нареченный ответил, что все обдумает. А пока что няня и я сели за шитье моего приданого. Ама ликовала. Я все-таки собиралась замуж, хотя мой восемнадцатый день рождения прошел незаметно из-за выдуманной хвори. Ее честолюбивые мечты увидеть меня первой женой в богатом доме наконец-то сбывались. Отец расхаживал с таким видом, словно с его плеч свалился громадный груз. Даже Старый Вонг меня похваливал, но время от времени и бранил. Однако порой, видя просачивающийся в окно спальни лунный свет, я чувствовала, как слезы жгут глаза. А иногда, сидя рядом с Тиан Баем, я едва могла посмотреть на него прямо.
В этом году дожди лили как из ведра. Сезон муссонов начался рано, и улицы превратились в месиво. Одежда, вывешенная на просушку, оставалась из-за сырости такой же влажной. Ама вздыхала и приговаривала, что приданого мы вовремя не получим. Другие девушки большую часть детства проводили, собирая в сундучок искусно вышитые предметы, от салфеток до альковного полога, но мне похвастаться было нечем. Наконец она отбросила слабую надежду на то, что мы успеем сшить приданое до свадьбы, и решила нанять белошвейку. И все же няня ужасно стыдилась того, что в такой день я не смогу показать творения своих рук.
– Твоя мама сделала все сама, – сказала она. – Даже соорудила пять пар вышитых бисером комнатных туфелек!
Я видела эти туфельки, расшитые невероятно крошечными бисеринками. Надеяться на то, что я смогу такое повторить, было бессмысленно, пусть Ама и жаловалась на растрату моего времени во время уроков отца. Втайне я думала, что если бы он не обучил меня чтению, то с расшифровкой письма двоюродного деда Лим Тиан Чина на Равнинах мертвых ничего бы не получилось. Однако я жила не в том мире, хотя порой вздрагивала при мысли, что после замужества обреку себя на посмертное пребывание в призрачных залах особняка Лим. Так или иначе, другие вещи требовали моего внимания. Я намеревалась вступить в брак, стать женой и, если все сложится удачно, – матерью. Друзья и соседи поздравляли отца с таким счастливым союзом. Мне, по их словам, крайне повезло. Больше всех в Малакке.
Во мне родилась надежда на то, что эти приготовления дадут возможность встретиться с Ян Хон. Вопросов к ней было много, а больше всего – о чашке, которую она спрятала у себя в комнате. Похоже, Тиан Баю нравилось, что я так полюбила его кузину, и все-таки он был не склонен назначить визит в дом Лим.
– Когда поженимся, ты туда переедешь, – сказал он. – Нет нужды спешить. Моя тетушка больна.
Я не смогла удержаться от предательских мыслей: а не старается ли он оградить меня от тетушкиного неодобрения или удержать от расспросов внутри семьи? Или, что еще более зловеще, не вмешался ли дух Лим Тиан Чина, до сих пор, вопреки обещаниям Эрлана, витающий в особняке. Но чем нежнее Тиан Бай разубеждал меня, тем решительнее я стремилась к разговору с Ян Хон.
И вот, стоило Старому Вонгу обмолвиться о том, что он пойдет возвращать формы для торта в дом Лим, я вызвалась сопровождать его. Из всех окружающих он единственный глубоко проникся моими проблемами, хотя я не решилась посвятить его во все детали. Повар надул щеки.
– Маленькая мисс, все наконец-то повернулось удачно. Стоит ли вам копать дальше?
Не глядя ему в глаза, я кивнула.
– Ну, похоже, в последнее время вы знаете, что делать, – бросил он и, к моему изумлению, не стал развивать эту тему.
В особняк Лимов мы вошли через служебный вход. Слуги, приняв меня в простой одежде за помощницу повара, почти не обратили внимания. Я была этому рада. Последнее, что я хотела, – оказаться в какой-то пышной гостиной и завести светскую беседу с многочисленными родственниками Лим, потеряв шанс на личный разговор с Ян Хон. Анонимность утешала и в другом смысле, напоминая о времени, проведенном на кухне призрачного особняка. И в сотый раз я размышляла о том, какой показала себя мама, и о нашей вероятной встрече в этой жизни.
– Ян Хон здесь? – спросила я у лакея.
– Она в саду.
Я никогда не бывала во внешнем саду и, вероятно, не разыскала бы ее без помощи сопровождающей служанки. Мы долго шли по аллеям, мимо увитых зеленью беседок, по исхоженным широким газонам. Последние были оформлены в английском стиле: траву выровняли тяжелыми катками и подстригли так, что она напоминала коротенькую шерсть на кошачьем загривке. Как и в остальных дорогих домах по Клебанг-роуд, просторные лужайки выходили к морю. Единственное, что отделяло их от обрыва внизу, – низкая ограда, укрытая буйными зарослями бугенвиллеи. Ян Хон оказалась рада и немного удивлена моему приходу, хотя ее лицо было тусклым и одутловатым.
– Я собиралась позвать тебя в гости, –
