— Значит, тебе нравится быть тлёй? — спрашивал он. И приплясывал вокруг Трёхтысячного, напевая противным голосом: — Тля, тля, мерзкая тля!
Мать, услышав эти дразнилки, вышла из себя. Она не может запретить Рему вести себя по-хамски, сообщила она. Но, дав огу такое прозвище, он повёл себя как старший брат; неплохо бы ему принять за это ответственность. Что касается её, Лидии, то ей имя «Афидман» очень даже нравится, и уж теперь она не успокоится, пока не приучит ога отзываться на это нелогичное и глупое сочетание звуков.
И ведь добилась своего. По крайней мере, частично. Когда его окликали Рем, Уло или Лидия, ог поднимал голову на шум. Хотя, по мнению Мистрис, назначение нового имени оставалось для него по-прежнему тёмным. Скорее, это была дань вежливости людям, которых он подпустил к себе настолько близко, насколько мог.
Куда поразительней выглядела его способность вступать в диалог. Уло знала, что Лидия ведёт с ним длительные беседы. Конечно, напрягала голосовые связки в основном она; Афидман же, склонив голову на плечо, внимал и впитывал. Казалось, что огромная невидимая машина в его голове старается одновременно обработать всё, что могла предложить собеседница: малейшие изменения её мимики, прихотливую мелодию звуков, все возможные значения слов, смысл, стоящий за ними, и потаённые движения души, скрытые даже от говорящей. Лучше всего он отзывался на те речи, содержание которых гармонировало с эмоциями собеседника. А вот противоречивые броски человеческой натуры заводили его в тупик. За Ремом, с его наклонностью к фантазированию и непредсказуемыми капризами, ог наблюдал с большим интересом, но без особой симпатии.
Что касается Рема, то его отношение к огам за время жизни на Фабрике претерпело несколько метаморфоз. Первоначальное пренебрежение вскоре сменилось ревностью и неприязнью. Ну, не хотел он входить в роль старшего брата, хоть ты тресни. Уло, чтобы отвлечь мальчишку от его разочарований, разрешила ему пользоваться местной сетью. Тут-то и обнаружился набор тех редких, поистине уникальных качеств, которыми обладал Рем.
Парень оказался прирождённым эмпато-хакером — человеком, способным обеспечить себе полное и достоверное слияние с цифровой реальностью. Очень скоро в пределах Фабрики ему сделалось тесно, и Рем начал совершать вылазки в городскую сеть ТСМ. Мистрис, узнав об этом, едва не запретила ему подобные развлечения — боялась, что Рем принесёт с собой какой-нибудь вредоносный вирус. Но мальчик, поднаторевший в сборе информации, сам поставил себе диагноз. «Не волнуйся, Уло, — объяснил он. — У меня внутри работает Аргенома. Ничего со мной не случится. Я, можно сказать, неуязвим…» Это была большая новость, вызвавшая у Мистрис противоречивые эмоции. Можно было только диву даваться, что две такие полезные способности, как эмпато-хакерство и работающий синт, сосредоточились внутри такого ветреного человека. Следовало как можно быстрее прибрать его к рукам. И Уло пустила в ход все возможные средства — от тонкой лести до продуманной системы поблажек. В обмен на них мальчик добывал для неё полезную информацию из внешнего мира.
«Мы научились заранее вычислять сроки ближайших Изменений — и обращать их себе на пользу. Получили более полное представление о городской инфраструктуре… Нам даже удалось выкупить нескольких похищенных огов до того, как они поступили на подпольный аукцион, — перечисляла Уло. — И всё это благодаря Рему. Он с лёгкостью обходил любые фильтры и получал нужные сведения. Недосягаемой оставалась только Башня — я строго-настрого запретила ему соваться в центральный ТСМ. Но Рем божился, что сможет отправить своё сознание и туда…»
Непоколебимая уверенность в своих силах и азартное любопытство — вот что его сгубило. К тому моменту, как они решили взломать защиту АВ-Башни, Рему исполнилось уже тринадцать лет. Аппетит у него был потрясающий. Чтобы компенсировать часы, проведённые в хакерском трансе, он упражнялся на тренажёрах. Обычная одёжка на нём горела, и Мистрис попросила Афидмана сделать юному хакеру одежду из биоткани. После этого Рем начал относиться к огу чуточку уважительнее: «Я объяснил, а он понял. Всё-таки от него есть какой-то толк». При этом пацан продолжал бомбардировать Мистрис просьбами, доводами и нытьём. Настаивал на том, что взломать базу данных ТЦ будет проще пареной репы. В нём говорила уязвлённая гордость: как же, в кои-то веки его силу подвергли сомнениям! Уло снисходительно слушала горластого парнишку в БТ-комбинезоне, и постепенно, сам по себе, в голове её складывался план. Действительно, отправлять Рема в такой рейд в одиночку было бы рискованно. Но если подключить Афидмана, то это могло подействовать: никто лучше ога не справится там, где задействована техножизнь. Ог выступил бы в роли страховщика: он мог поддерживать связь с Ремом во время хакерского рейда и выдернуть его обратно в случае опасности. План выглядел идеальным; юный Серебряков воспринял его с энтузиазмом, да и Лидия была довольна — ей нравилось, что сын решил поладить с Афидманом. Так это выглядело для неё. Беда была в том, что ни один из участников и наблюдателей эксперимента не понимал как следует мотивы своих товарищей.
Они провели несколько тренировочных сеансов, чтобы дать хакеру и огу возможность сработаться. Наконец настал день расплаты. Час катастрофы, которой никто не ждал.
Уло включила нам видеозапись эксперимента. Четырнадцать томительных минут, из которых только первые шесть были относительно мирными. Потом экранное действо превращалось в кричащее и визжащее месиво, из которого мне отчётливее всего запомнились даже не вопли Рема про какого-то старика, абсурдные и потому наводящие жуть, а бессловесный Афидман, скребущий ногтями по своему шлему из биоткани. Я покосился на Иттрия: лицо у него было такое, будто он наяву переживал всё, происходящее на экране. У меня на кончике языка вертелась просьба прекратить просмотр, но запись оборвалась сама. Все мы, включая Мистрис и её неподвижного стража, украдкой перевели дыхание.
— Вот так это выглядело… — сказала Уло. После хаоса и шума её голос казался ещё более невесомым, чем прежде. Он летал по комнате, как серебряная паутинка, колеблемая сквозняком. — А затем Афидман перешёл в новое состояние и свёл с ума все приборы. Поэтому других записей нет…
Иттрий поднял руку, и мы все повернули головы к нему.
— Что значит — «в новое состояние»? Я не понимаю.
— Я тоже не совсем понимаю, — вздохнула Мистрис. — Даже сейчас. Это было что-то сродни одержимости. Как будто в него вселилась новая личность.
— Этот… старик? — по наитию ляпнул я. Хозяйка Фабрики вскинула на меня удивлённые глаза.
— Никогда не рассматривала такую версию, — медленно, взвешивая каждое слово, призналась она. — Хотя времени у меня было предостаточно. Мне казалось очевидным, что «старик», которого видел Рем, — это какой-то вирус, поставленный
