— Для чего ты попёрся на Фабрику, я, в принципе, понимаю. Попросить оговодов о помощи — это хороший ход. Удивительно, что тебя впустили. Как ты этого добился?
— Задействовал кое-какие связи, — скромно ответил я. Он фыркнул, обдав моё лицо облачком сизого вонючего дыма.
— Сразу видно, что ты не знаешь, о чём говоришь. А пытаешься вешать мне лапшу на уши… Хммм… — Кобольд примерился ко мне взглядом. — Сломать тебе несколько пальцев, что ли? От этого все становятся разговорчивыми.
— Погодите, — быстро сказал я. Быстро — потому что боялся, что слова у него не расходятся с делом. Он и так уже отправил в лужу свою недокуренную сигарету.
— Я встретился кое с кем из первой Таблицы. Совершенно случайно. Этот человек… посоветовал мне сходить на Фабрику… и помог туда попасть. Вот и всё.
— Хммм, — снова протянул шеф СБ. — Очередные случайности? Будь это не ты, а кто-то другой, я бы в такое не поверил…
На этом месте его речи я позволил себе выдохнуть. Кажется, он передумал сию секунду меня калечить.
— Конечно, ты сильно недоговариваешь.
— Меня попросили помалкивать. Сами понимаете…
— Мда. Это, конечно, наша недоработка. Надо было окружить тебя более плотной опекой. Впрочем… — Он с сожалением посмотрел на брошенный окурок. Шагнул к луже и растёр подошвой сырую бумажную трубочку.
— Это можно исправить. Хочешь начать жизнь с чистого листа?
Ответить я не успел — в кармане моём опять загудел телефон. Я схватился за него, как утопающий за соломинку. Включил связь, даже не посмотрев, кто звонит.
— Алло?
Тишина. Я покосился на Кобольда. Шеф СБ отвернулся от меня — стоял, засунув руки в карманы и качаясь на каблуках, и изучал вход в лабораторию. Кажется, он тихонько насвистывал. Но я сознавал, что разговор наш не кончен, наоборот: именно сейчас игра пошла по-крупному. И не карусель, а рулетка вращалась под моими ногами. Я даже расслышал звук, с которым шарик снуёт и бьётся о стенки ячеек… Но нет, это был не стук шарика, а чей-то судорожный всхлип.
— Алло? — повторил я и на этот раз дождался ответа.
— Алекс… Бор? — неуверенно спросила она. Я не узнал её по голосу.
— Да. А кто…
— Злата. — Она шумно выдохнула мне в ухо. — Злата Секель.
— Что случилось?
Наверное, если существует в судьбе точка невозврата, неприступная для всех, кроме Святой Машины, она была пройдена сейчас, пока Злата Секель собиралась с мыслями. Я во время этой паузы готовился к плохим новостям, ещё не зная о них доподлинно, но ощущая их близкое дыхание и невольно транслируя их наружу. Бог его знает, при помощи какого органа я излучал эти дурные предчувствия; возможно, они просачивались сквозь поры на моей коже, но вот уже и Кобольд встал вполоборота и наклонил голову, прилаживаясь к нашей беседе. Хотя поначалу я только слушал сбивчивый монолог девушки.
— Я… хотела предупредить. — Новый глубокий вздох. — Рем в городе, и… и он готовится действовать. У него с собой пластыри — те самые, из-за которых он лазил в мою квартиру…
— Разве вы их не перепрятали? — удивился я.
— Перепрятали, конечно! В одном из заброшенных кварталов. Тимур каждую неделю ездил проверять их сохранность. Но мы не учли… — Тут голос её снова прервался. Похоже, Злата из последних сил сдерживала рыдания. — Рем следил за ним… наверное. Тимур обожжён, очень сильно.
— Это он сказал тебе про Рема? Или ты его видела?
Кажется, от волнения я заговорил слишком громко. Кобольд, подобравшийся при упоминании Рема, подошёл ко мне вплотную. Но это было хорошо, это было правильно. Я вскинул на него глаза и скороговоркой сообщил:
— Серебряков сейчас в городе с пластырями. Ваш легионер… Тимур Акимов наткнулся на него и был ранен.
Шеф СБ молниеносно всё понял. Взвесил, подверг проверке, оценил уровень опасности. Я видел это по его лицу. Злата спросила: «Кто там с тобой?», и я машинально отозвался: «Кобольд». Он уже рванулся куда-то, на ходу извлекая рацию, но нечто важное, не прояснённое снова бросило его ко мне. Скрипучим изменившимся голосом, похожим на хриплый крик птицы, он спросил:
— Сколько у него пластырей?
Я повторил этот вопрос Злате.
— Не знаю! — в истерике крикнула она. — Откуда мне знать, я приехала позже! Тимур… врачи говорят, он не выживет… Что мне делать, Бор? Это ведь всё из-за меня!
Будь у меня время на размышления, я бы, конечно, придумал какой-нибудь разумный и на сто процентов бесполезный совет. Но в этот миг из-под земли донёсся короткий глухой рёв, и весь переулок словно приподнялся на цыпочки, а потом с размаху опустился на пятки. Нас несильно тряхнуло. Но самым загадочным было не это, а то, что двери лаборатории куда-то исчезли; на их месте зиял странно перекосившийся проём, и Кобольд, выкрикивая в рацию отрывистые команды, сломя голову мчался к нему. Его длинные ноги так и ходили ходуном, будто он пытался опередить само время. Надо было бежать следом, и я торопливо прокричал в трубку единственное, что пришло в голову:
— Не расставайся с ним, слышишь? Будь всё время рядом! Я перезвоню!
За границей раскуроченного пролома висело плотное облако пыли; ступив внутрь, я сразу закашлялся. Прикрыл рот рукавом и прищурился, пытаясь разглядеть внизу Кобольда. Прежде я спускался в лабораторию по нескольким ступеням, но их разметало в мелкий щебень. Бардак даже при первом, поверхностном взгляде выглядел ужасающим. Эта бетонная крошка по всему помещению, и торчащие края железной арматуры, и какое-то невообразимое месиво из мятых, скрученных корпусов там, где раньше стояли приборы. Присмотрев внизу относительно ровное местечко, я мягко спрыгнул на пол. Как ни странно, взрыв пощадил большую часть перегородки, за которой содержался Афидман. Я догадывался, что не найду внутри саркофага, но при виде опустевшего лабораторного бокса у меня защемило сердце. Кобольд, с головой, подсвеченной нимбом, стоял у растрескавшейся дальней стены; бетонная взвесь тут почти улеглась, открывая взгляду путь, которым явился и по которому ушёл Серебряков.
— Как минимум две Сулоты, — сказал он, когда я подошёл вплотную. — А может, ещё что покруче… Он использовал подземные туннели, чтобы подобраться к лаборатории, разворотил внутреннюю стену, а, получив своё, попробовал обвалить наружный вход. Чтобы мы не смогли войти. Но просчитался. Стены здесь больно толстые.
— Это я понимаю, — ответил я. — Но как он прошёл туннелями? Я слышал, что там вода.
Кобольд хмыкнул.
— Это в вашем секторе вода. А здесь уже десять лет как сухо. И подземная ветка метро, ведущая к Башне.
— Короче, ваш персональный крысиный лаз, — прокомментировал я, имея
