У Сильюна не было альтернативной идеи. Все, что говорил Люк, имело смысл в той мере, как и все сотворенное Даром.
– Теперь я понимаю, как это работает, а потом ветшает и разрушается, и так далее. Но, Люк, ничего подобного нельзя было сделать в таком масштабе. Акт Молчания накладывается индивидуально, на конкретного человека. Да, акт Тишины может передаваться по наследству, но и в этом случае все начинается с небольшой группы людей, первоначально с нескольких членов семьи. Никакой акт нельзя наложить на всю страну сразу. Даже если принять во внимание, что в то время население Британии было намного меньше, даже в этом случае речь будет идти о миллионе человек и более. Черт возьми!
Сильюн присел на корточки, грызя ногти. Ветер ерошил его длинные растрепанные волосы.
«Мы подошли близко к чему-то грандиозному и непостижимому, – подумал Люк. – Очень близко».
Но только подошли. И он дал Сильюну то, что Равный хотел, – шанс вернуться в его сознание, теперь настало время Сильюну выполнить свою часть сделки.
– Подходящий момент напомнить, что я хочу навестить своего друга на Эйлеан-Дхочайсе. Более того, как знать, возможно, она даже поможет нам в этом деле, потому что именно там мы впервые увидели его и… – Люк замолчал, во рту у него пересохло.
– И? – Сильюн удивленно вздернул бровь.
Люк вспомнил эпизод, который вернулся к нему как яркая галлюцинация. Он провел в замке Крована всего несколько дней, а жизнь его превратилась в полный кошмар.
Он стоит у Последней двери, плохо соображая, что делает, мысли расстроены после разговоров с Крованом. Он держится за дверной косяк, и дверь, за которой каждого ждет смерть, открыта. Койра подходит к нему, когда он смотрит вдаль и что-то бессвязно говорит о короле и его олене.
Он утверждает, что они там, за порогом двери, и он их найдет.
Койра щелкает пальцами у его уха. Может быть, хотела дать ему пощечину. Хватает его за рубашку и оттаскивает от смертельной опасности.
А потом она теряет терпение и говорит ему: «Ну давай, вперед». Люк переступает порог Последней двери и стоит на каменистой тверди острова Эйлеан-Дхочайс, и он – жив.
Первым его чувством было удивление, что он не умер, он – живой. Второе, что пришло ему в голову, – Койра принадлежит к роду Крована. Только члены этой семьи могли дать человеку разрешение выйти через Последнюю дверь замка.
И только сейчас Люк вспомнил, что в тот момент он свято верил: король был там, за порогом Последней двери.
Он действительно там был? И если так, то почему именно там?
Их обдувал приятный солоноватый бриз, пейзаж Сильюна радовал глаз. Люк потянул его, заставляя подняться.
– Мне нужно кое-что тебе рассказать. Важное, – произнес он. – И нам обязательно нужно попасть на Эйлеан-Дхочайс.
9. Боуда
– Кому пришла в голову идея внедрить вашего мужа в круг Мидсаммер? – едва закрыв дверь кабинета, требовательно спросил Джон Файерс. – Единственное, что ему удалось сделать, – поймать одну беглянку, которая тут же от него сбежала, да еще и прихватила с собой свою подружку. Не говоря уже о том, что он серьезно ограничивает мою активность. Пока Гавар находится рядом с Мидсаммер, она будет держать меня на расстоянии, чтобы, как она думает, не засветить меня как своего шпиона в вашем офисе.
Глаза Джона пылали гневом, но Боуда не позволила ни этому гневу, ни их по-детски чистой голубизне отвлечь ее.
– Сядь, – сказала она, указывая на кресло, стоявшее с другой стороны ее стола. – Я сказала, сядь. Я знаю, что вызвало твой гнев, – ревность. Она неуместна и бессмысленна. Гавар объяснил, что инсценированный побег был необходим, чтобы завоевать доверие Мидсаммер. Меня такой поворот дела не обрадовал, но в этом есть резон. Мы отдаем им одного заключенного, а потом Гавар сдаст нам их всех. Он ограничивает твою активность? Не смеши меня! В любом случае ты не можешь проводить много времени с этими мятежниками. Мидсаммер не дура. Она сразу догадается, что я не стала бы терпеть твое долгое отсутствие в офисе без личной заинтересованности, и быстро придет к выводу, что ты предатель. Но, что более важно, у вас с Гаваром разные роли. Его работа – доставлять нам информацию из их лагеря, а твоя – сливать им дезу. Ты сыграешь свою роль на финальном этапе нашей игры.
По виду Джона нельзя было сказать, что слова Боуды его успокоили.
– И вы думаете, что Гавар способен долго притворяться их сторонником? – не унимался Джон. – Он не способен вести тонкую игру. Этот человек застрелил свою любовницу только потому, что был недостаточно красноречив и не смог убедить ее не бросать его. Он тупой баран и к тому же опасный.
– Как ты смеешь так говорить о моем муже?! – Боуда в раздражении вскочила на ноги. – Он наследник канцлера! Ты должен выказывать ему уважение.
– Может быть, он ваш муж, но разве после свадьбы он выполняет свои супружеские обязанности? В трезвом виде Гавар не способен увидеть разницу между вами и случайными подружками из простолюдинок.
Раздался резкий звук, будто кто-то хлопнул в ладоши, и Файерс отшатнулся, прижав ладонь к лицу. Меж пальцами сочилась кровь. Боже, что произошло?!
Медленно Джон отнял от лица ладонь, и Боуда увидела осколок стекла, торчавший у него под глазом. Рубашка на груди у Джона сделалась мокрой и красной от крови.
Стакан с водой, который мгновение назад еще стоял на ее столе, осколками рассыпался по полу – удар гнева Боуды.
Боуда разминала пальцы. Она отлично знала, что́ сделала – взорвала воду.
Она не собиралась причинять Файерсу боль, но реакция ее Дара была спонтанной и честной. Почему мужчины чувствуют себя вправе постоянно подвергать сомнению ее взгляды и мнения? Даже этот, чей ум и тело ее привлекали, хотя отсутствие Дара все время напоминало, что нужно держать дистанцию.
Что ж, пусть это послужит ему уроком. Аргумент один – она ценит его советы и мнения, но неповиновение и неуважение не потерпит.
– Дай взглянуть, – сказала Боуда, отталкивая его руку и осматривая рану. Несколько осколков впились в ткань пиджака, не достав до тела, но тонкий и острый, как игла, торчал рядом с ключицей. Боуда захватила его длинными ногтями и вытащила, Файерс зашипел сквозь зубы, сдерживая стон.
Ей нужно было увидеть рану, поэтому она сняла с него галстук и расстегнула ворот рубашки. Боуда обратила внимание, как участилось его дыхание. Джон наклонил голову вперед, касаясь губами ее лба.
– Ты… – выдохнул он, когда она коснулась пальцами пореза, почувствовав, как кожа под ними нагревается. Его выдох был длинным и чувственным, его пальцы гладили ее затылок. Он находил это возбуждающим.
Боуда тоже.
Она подняла голову – губами к его губам.
– Проси прощения, – потребовала Боуда, – за неподчинение мне.
– Извините,
