Когда Собака перебрал все пальцы и выпустил руку-птицу, она со сломанными крыльями безвольно упала на пол. Собака взялся за вторую руку и сделал то же самое и с той же деликатностью.
Собака обещал, что, если он будет смотреть, ему понравится. Но Люку не понравилось. Все, что здесь происходило, ему не нравилось. Почему сильный всегда причиняет боль? Разве нельзя обойтись без этого?
Яркий вихрь плотного золотого света медленно вышел из груди Крована. Свет поднялся вверх и, описав дугу, упал где-то за головой Люка – уже не видно. Собаку это, похоже, нисколько не смутило и не обеспокоило. Он снял очки с Крована и нажал двумя большими пальцами на глаза. Крован взвизгнул, и его пятки забарабанили по полу.
Люк закрыл глаза. Он не хотел этого видеть.
Кровь Сильюна уже остыла, а боль в животе сделалась нестерпимой. Там будто что-то надувалось до немыслимых размеров. Потом лопнет?
Он положил руку на живот и застонал.
Золотая дымка сгущалась. Она сделалась такой яркой, словно комнату охватило пламя. Костер на берегу в Фар-Карре. Люк ощутил запах древесного дыма и моря. Они с Силом сидят, соприкасаясь коленями, а с другой стороны костра – король.
И внутри пламени – дверь.
Люк открыл глаза, пристально вглядываясь в сверкающее сияние. Если он будет смотреть долго, он, возможно, увидит, как откроется дверь.
И он смотрел.
И смотрел.
Но двери не было.
Свет был слишком ярким, и он уже не мог его выносить, он снова закрыл глаза и остался так лежать. Сколько времени прошло, он не знал. Почувствовал только руки, которые взяли под плечи и под колени, кто-то поднимал его. Последнее, что Люк услышал перед тем, как отключиться, был хриплый голос Собаки:
– Давай. Время уносить ноги. Я обещал ему.
29. Боуда
Прошла неделя, но они ничего не сказали о том, что произошло. Не выступили перед общественностью. Не сделали публичного заявления. Но и простолюдины не привыкли видеть, чтобы Равные по поводу и без демонстрировали свой Дар.
Существовали и другие источники власти. Богатство. Капитал. Владение землями. Унаследованное преимущество, начиная от школ, открытых только для Равных, до их физической красоты и интеллектуальных способностей, культивируемых поколениями династических браков.
Все эти источники власти по-прежнему принадлежали Равным.
И все это было ничтожно по сравнению с тем, что они потеряли.
Боуда завернулась в кашемировый халат своей сестры – она велела прислуге достать его из упакованных в коробки вещей Дины, потому что здесь действительно было холодно, – и смотрела вниз из окна башни, где находились апартаменты канцлера.
Там, где когда-то стоял Дом Света, теперь лежала груда обломков. Она видела, как драконы, ожившие по воле Мидсаммер, разрушили его, и до последнего момента не верила, что у этой девчонки достало на то наглости и смелости. «Я же дала вам список целей, которые можно уничтожить», – хотелось ей тогда крикнуть Мидсаммер. Офисные небоскребы. Посольства. Разве этого недостаточно?
Оказалось, недостаточно. Мидсаммер хотела уничтожить не просто здание, а символ.
Но уничтожила ли она Дар?
Разрушение Дома Света отняло Дар у Боуды и у всех Равных в стране? Если так, то почему это не произошло в тот же момент? Вместо этого золотое облако повисло над руинами. Дом Света исчез, но Дар не ушел вместе с его разрушением.
Может быть, это произошло в тот момент, когда Крован пытался отнять Дар у Гавара? Возможно, это действие было каким-то роковым образом усилено золотым облаком Дара, повисшим над руинами Дома Света?
Мог ли это каким-то образом сделать Сильюн Джардин? Маловероятно. Его, кроме Дара, ничего не интересовало. Он не мог желать его уничтожения. Тем более что он мертв.
Простолюдин? Тот террорист? Он так же безжалостно убил Сильюна, как застрелил Зелстона… и в тот самый момент – момент убийства – она это почувствовала. Почувствовала, как что-то вытягивается у нее изнутри. То, что последовало за этим, было настолько ужасающим, что она едва смогла это выдержать.
Из нее как будто вытягивали ярко сияющую нить, и тот клубок, что она ощущала как собственное «я», разматывался. И когда он размотался до конца, она сделалась пустым телом Боуды, из которого вытряхнули все. И в этом опустошенном теле она теперь находилась, удивляясь, почему оно, ее тело, не сдулось и не сморщилось, как воздушный шарик.
Знал ли тот мальчишка-убийца, что его действия приведут к такому результату? И если да, то откуда?
А где он сейчас? Он исчез вместе с человеком, чья униформа офицера службы безопасности помешала ей сразу узнать в нем собаку Гипатии. То, как это животное расправилось с Крованом, было отвратительно и ужасно.
Она готова была умолять Астрид стереть эту картину из ее памяти. Но только ни Астрид, ни кто-либо иной в Британии больше не способен был это сделать ни сейчас, ни когда-либо в будущем.
Согласно официальной линии, шокирующее разрушение Дома Света было совершено «временно вышедшей из-под контроля» силой Дара. Паника охватила не только британских Равных, но и Равных, прибывших из других стран, они тоже пострадали: сотрудники посольств Японии и Конфедеративных штатов Америки студенты в знаменитых британских школах-интернатах «только для Равных» и в колледжах Оксфорда и Кембриджа. Всем велели сохранять спокойствие, «пока сбой не будет устранен».
А он никогда не будет устранен. Боуда чувствовала себя так, словно все последние следы Дара были кропотливо соскоблены с нее, как при выделке шкуры животного. И остальные наверняка чувствовали то же самое. Дар никогда не вернется.
Теперь она понимала, почему Мейлир Треско так отчаянно боролся с Крованом. Как чувствовал себя Дженнер Джардин все эти годы. Его нашли со сломанной шеей у двери комнаты для допросов. Единственной загадкой оставалось, как он раньше не покончил с собой.
Боуда не хотела умирать. Но теперь перед ней встал вопрос, для чего жить. Она неуклонно стремилась на вершину политической власти, пока неожиданно для себя самой не обнаружила нечто более удивительное – ослепительное сияние собственного Дара. И как только она его нашла, тут же его и потеряла.
Боуда подошла к стене портретов – непрерывная череда канцлеров прошлых столетий. Среди них так много Джардинов. И как-то случайно затесались Рикс, Эстерби, Окколд. Она дотронулась до позолоченной рамы портрета необыкновенно красивого Аристида Джардина, Истребителя принцев.
Каждый из них мечтал об этом? Восхождение, кресло канцлера и портрет на стене? Медленно Боуда вела острым ногтем в углу холста и наблюдала, как он разрывается. Вот она, суть политической власти.
