— Понятно... — наконец тихо произнесла юная Братислава.
Завладевший небесами оранжевый газовый гигант, перевитый желтыми и коричневыми полосами, озарял их своим неверным светом. «Сегодня в роли спутника выступаем мы», — подумала Пурити и тут же отругала себя за столь лиричное настроение, в то время как разворачивался скандал. Свет огромной планеты спорил с лампами-бульотками, установленными на столиках по всей гостиной. А ведь золоченые плафоны должны были бы придавать хоть некое подобие солнечности ядовитооранжевому зареву, испускаемому повисшим в небе огромным шаром. Лучи, пробивавшиеся сквозь зеленоватое стекло Купола, окрашивали помещение в странные тона; Пурити даже вдруг представилось, что они с девочками сидят в каюте тонущего корабля и смотрят на солнце сквозь толщу морской воды.
«Мы тонем, — подумала она, — но никто этого не замечает».
Хотя, возможно, с последним выводом она поспешила. Взять хотя бы Ноно. В последнее время Нонетту Лейбович будто подменили — она вдруг сбросила свою неподвижную маску, выпустив на волю весьма нахальную барышню. И Пурити была в восторге от ее актерского таланта, если не от методов. Впрочем, Клу не могла с уверенностью сказать, что все понимает. Неужели их Ноно все это время только строила из себя дурочку?
Пурити решила запустить пробный шар, чтобы проверить случившиеся в их обществе перемены, а заодно и нарушить неловкое молчание:
— Слышала, Оружие крадет души — потому-то после его применения и не остается ничего, что могло бы возвратиться в тело или же воплотиться в новом обличье.
— Умоляю, — осклабилась Ноно, — все это чепуха. Да и вообще, от кражи душ не больше проку, чем от кражи носков.
«Любопытно».
— О чем это ты, Ноно, дорогуша?
Ноно повела своим смешным зонтиком.
— Даже не знаю, как объяснить. Предположим, ты украдешь даже тысячу этаких штуковин. И что дальше? Души не более годятся в пищу, чем, скажем, грязные носки. Ты точно не сможешь их продать, да и друзья вряд ли обрадуются, если получат нечто подобное в подарок. Полагаю, дойдя до крайней степени авангардизма, из них можно пошить нечто вроде платья, да только что это даст? Кучу возни со всеми этими душами ради одного вечера позора? — Ноно вдруг разразилась непривычным для нее смехом — резким и ехидным. — Нет, можете оставить свои подлые душонки себе, — если мне захочется украсть, я выберу что угодно, но только более старомодное и полезное.
Что же это такое? Неужели Ноно внезапно оказалась притворщицей?
Лизхен постаралась не обращать внимания на реплику Нини, касавшуюся ее отца, лорда-сенатора. Настоящие леди не комментируют скандальные домыслы.
— Конечно же, ты выражаешься фигурально, Ноно. Ведь благородные дамы не воруют.
— Неужели? — произнесла Пурити с максимальной учтивостью в голосе, на какую только была сейчас способна.
— Даже и не знаю, я, быть может, и купила бы платье из душ. — Нини уставилась на свои ногти, но в изгибе ее тонких губ Пурити успела заметить скучающую злобу.
— Этим-то мы с тобой и отличаемся, Нини, — резко повернулась Ноно к сестре, внезапно приходя в неистовство. — Все полагают, будто мы с тобой одинаковы, но нельзя ошибаться сильнее. Ведь ты купила бы чертово платье, в то время как я бы тебе его продавала. А затем ты подыхала бы с голоду, поскольку потратила на него все свои грязные и у тебя не осталось бы ничего, чтобы тебя накормить и согреть, — только тонкая ткань из сшитых душ. Бесполезная ты кукла!
Комната погрузилась в ошеломленное молчание. Никто прежде не слышал от Ноно настолько длинных тирад, не говоря уже о том, чтобы она проявляла на людях хоть какие-то признаки характера и личности,
— Так между вами все-таки есть различия? Впервые о таком слышу! — расхохоталась Лизхен, но голос ее прозвучал визгливо. Пурити не думала, что подруга заметила тот взгляд, которым ее окинула Ноно. — Девочки, ну что бы сказала ваша мама, если бы услышала, как ее дочери лаются друг с дружкой, словно бешеные псы? Ничего хорошего, смею вас заверить. А теперь, пожалуйста, давайте все просто...
— Не смей приплетать сюда мою мать, Лизхен Братислава. Или, клянусь, я...
— Что — ты? — встряла Нини. — Наябедничаешь?
— Было бы глупо обижаться на последыша, — произнесла Ноно, обжигая сестру взглядом. — У тебя что, конфеты кончились, что ты разговорилась?
Нини равнодушно моргнула.
— Боюсь, ты просто тупая, Ноно.
— Я Убью тебя собственными руками! — Ноно теряла самообладание. — Мнер сказал мне, что если петь достаточно медленно, то это причиняет боль. Я накрошу тебя, словно сыр на терке, сестричка. — Тут Нонетта сообразила, что слишком разговорилась, и опустилась на место, мрачно глядя на остальных.
«Мнер Братислава? — Пурити пыталась осмыслить сказанное. — Петь?»
Нини, казалось, не придала особого значения словам близняшки.
— Кхм... с прописной буквы «У», и все такое прочее. Кстати, вам не кажется, что Пурити похудела?
Лизхен Братислава со звоном опустила свою чашку с блюдцем на столик — в конце концов ее нервы не выдержали. Но вместо того чтобы закричать о своей недавней утрате, о безупречном отце, которого она боготворила, девушка произнесла только одно:
— Я что, единственная здесь, кому нужно еще этого гребаного чая?
Юные дамы становились все более нервными с каждой минутой, — когда Лизхен грохнула чашкой, Ноно рефлективно с силой сжала пальцы на ручке своего зонтика и теперь довольно грубо терла ее... «Нет, — от осознания этого факта Пурити вдруг словно ледяной водой окатило, — она же бессознательно раздвинула ее на пару дюймов. У Ноно в зонтике спрятан меч». И в самом деле, под резной ручкой засверкало обнажившееся на палец или два серебристое лезвие.
«Вот тебе и уроки танцев!» Пурити начало знобить.
Лизхен фыркнула, заломила руки, а затем очаровательно улыбнулась:
— Ладно, в конце концов, мы же собрались ради чаепития.
— Да, — хором согласились с ней
