— Эм-м... — Никсон все еще не мог сфокусировать взгляд, но быстро приходил в себя. — Почему от тебя несет, как от пивного бочонка?
— Совсем недавно я подсказывал путь твоему приятелю. Он выглядел таким потерянным.
— Ты про Купера? — Никсон скривился и потер заспанные глаза. — Ага. Купер Потерянный. Так какого хрена ты меня держишь, чувак?
— Тебе угрожает опасность. — Маларку показалось, что это лучшее, что он может сейчас сказать.
— Ха! — зашелся лающим смехом Никсон, вновь попытавшись высвободиться.
— Угомонись, кому сказал. — В этот раз голос Маларка прозвучал суровее.
— Угомонюсь, когда уберешь от меня свои скользкие лапы, чертов трансвестит!
Цель их путешествия была уже близка, так что Маларк опустил парнишку на землю. Никсон зашатался, восстанавливая равновесие, а затем обошел великана кругом, сохраняя на лице выражение, определенно позаимствованное у Сесстри.
— Прихиппованный педрила! — воскликнул он, разглядывая Маларка.
— Ты довольно странный, малыш, — с непроницаемым видом ответил тот.
— Все дело в том, Тарзан, что я ни хрена не малыш!
Маларк лишь насмешливо покачал головой:
— Ну а кто же еще? По мне, так у тебя еще и молоко-то на губах не обсохло. Некогда успевшие возвыситься над другими людьми, многие из вас не усваивают урока. Но ведь ты не из таких, а, Никсон?
— Откуда ты узнал мое имя? Ты что, дружбан серого чувака и той стервы?
— Нет.
— Так, значит, ты говорил с толстяком, и именно после того, как «указал ему путь», его и похитили?
— Опять мимо.
«До чего же эти Третьи люди странные», — подумал Маларк.
— Так что тогда произошло? Где та, розовая? Если причинил ей вред, я тебе башку размозжу. Поверь, сегодня я уже попрактиковался в этом деле!
Маларк побрел по аллее, вынуждая Никсона поспешать следом.
— У твоей подруги все в полном порядке. Чего, впрочем, не скажешь о Мертвом Парне, которому не терпелось с ней пообщаться. Знаешь, Никсон, это очень мило, что ты умеешь заботиться о других.
Никсон настороженно посмотрел на Маларка.
— Очень рад за нее. А ты, жопотрах, пусть я и кажусь милым, держи лапы от меня подальше, а еще лучше — вали обратно в то Конго, из которого приполз. — Никсон помедлил, взвешивая все варианты. — Впрочем, у нас в минорарии найдется достаточно немальчиков, готовых подуть в свисток, если ты из этих больных ублюдков.
Маларк не ошибся: Никсон и в самом деле усвоил пару уроков. И одним из них стало то, что оплата звонкой монетой превыше всякого шовинизма.
«Господь, Сын и Святой Дух, — подумал Никсон, — пусть я лучше сдохну, чем снова окажусь ребенком».
— Если тебя уж вот прямо так манит вся эта педерастия, я могу навести справки. Обойдется в пару грязных...
— Меня не интересует интимная близость ни с кем, кроме моей жены. — Маларк улыбнулся так, чтобы немальчик не смог этого увидеть — такой деловой, такой юный.
— Хорошо, хорошо, — зевнул Никсон, вновь почувствовав себя в своей тарелке. — Все так говорят.
Маларк остановился у деревянных ворот через дорогу от закрывающегося кафетерия. Парочка старичков рубилась в домино, но, если не считать их да виноградной лозы, обвившей изгороди по обе стороны аллеи, больше никого вокруг не было. Аллея казалась старой. Уж не вернулись ли они на Липовое шоссе? Точно не Неподобие. Покабогат сильнее обветшал. Может, Высоты Амелии? Или Чепрачка?
Маларк указал пальцем в утреннее небо. Солнца поднялись уже до середины афелия, двигаясь в унисон. Стало быть, параллельный, двойной день. Небо обещало быть безоблачноголубым вплоть до самого вечера. А значит, будет стабильно и то хрупкое место, где встречались волшебство и технологии, которое Маларк называл Звездным Водопадом. Кусочек связанного в узелок пространства, втиснутого где-то между аллегориями лилий и кувшинок; возможно, он появился в результате случайного сдвига в механизме пространства и времени или же служил напоминанием о некоем давно забытом проекте по метафизическому проектированию, как, к примеру, развалины заброшенного бульвара в окружении переполнившихся фонтанов. Маларк знал множество способов вернуться к дому Шкуры Пересмешника в Анвитинском проулке, но этот нравился ему больше всего. К тому же великану показалось, что так он произведет на Никсона положительное впечатление и докажет, что не стоит ради ложного чувства самосохранения обрывать все ниточки, связывающие его с детством. Цинизм этого немальчика еще не дошел до той стадии, когда его нельзя превратить в здоровое юное ехидство.
Маларк покачал головой. До чего он дошел — коротает время до конца всего сущего тем, что пытается научить какого-то перерожденного кретина ценить чудеса. Это все ее вина. Это она приручила его!
— Хочешь увидеть нечто невероятное, Никсон? Безобидное, смею тебя заверить, но совершенно невозможное — ни при каких обстоятельствах.
— Очень любезно с твоей стороны, здоровяк, но, спасибо, я и без того на сотню жизней вперед насмотрелся на «невероятное».
— Не думаю, что ты видел такое, — чуть наклонил голову Маларк, — маловато пока пожил. Трюк простой, зато как приятно смотреть, какую радость он вызывает у детей.
— Сколько раз повторять: я не ребенок. И, если ты не заметил, в этой жизни все зачастую не то, чем кажется.
— По моим стандартам ты еще дитя.
Маларк одарил Никсона проказливой улыбкой. Этот паренек не угодит в западню, куда попадают столь многие из подобных ему, — он уже не вспоминает о могуществе и привилегиях, которыми когда-то наслаждался. Несмотря на скверный характер, Никсон смирился с правдой: прошлое — это только прошлое, как бы отчаянно ты ни пытался цепляться за него. «Прошлое, — подумал Маларк, решив попрактиковаться в понимании людей и использовав собственную метафору Никсона, — подобно отработанному ракетному топливу. Его не применить повторно, даже если удастся поймать отстреленную при запуске ракеты ступень». Никсон мог сколько угодно плеваться ядом, но он уже перешел на новый уровень. Он не повторит судьбы своей родившейся на две тысячи
