И тогда Марвин сделал нечто странное. Вначале он отвесил Куперу пощечину свободной рукой, что казалось невозможным — как же тогда они удерживались вместе? — а затем нежно поцеловал в губы. По щекам Марвина катились слезы, и Купер жадно ответил на его поцелуй, но Мертвый Парень тут же отвернулся.
— Вот ради чего мы живем, — прошептал он на ухо Куперу, нежно касаясь губами его шеи.
Под ними, сверкая огнями, убегая вдаль, насколько хватало глаз, простерся Неоглашенград. С такой высоты даже Купол казался маленьким камушком, лежащим на вогнутой тарелке, покрытой коркой городской грязи. Купол и разрушающаяся метрополия подходили друг к другу, словно два кусочка мозаики, но увидеть это можно было лишь с перспективы, недоступной простым смертным. С высоты, откуда на мир взирают боги или же где бушуют ураганы нежити.
Марвин продолжал целовать его шею, внося удивительное спокойствие в мир, где земля стремительно проносилась под ногами. Он прижимался к Куперу, и их тела сплетались, словно Купол и город, в странном наэлектризованном единении. А затем Марвин спросил:
— Ну и как сейчас там, в Нью-Йорке?
— Не понял? — изумленно отозвался Купер; прикосновения обвившего его ногу холодного как лед хвоста мертвого владыки казались удивительно убаюкивающими.
Марвин усмехнулся и зарылся носом в шею спутника.
— Да ладно тебе, — произнес Мертвый Парень. — С той поры много воды утекло, но я все равно узнаю нью-йоркского засранца с первого взгляда!
— Я не засранец! — рассмеялся Купер и вновь поцеловал его в губы.
Марвин погладил живот Купера через футболку.
— Милый, ты заявился сюда в синих джинсах и футболке «Данцига». Откуда еще такой мог взяться? Из гребаной Нарнии?
«Милый. Он назвал меня милым».
Купер и хотел бы сбросить с себя дурашливое настроение, да не мог. Господи Иисусе, как же ему было хорошо! Адреналин, страсть и чувство близости чужого тела захлестнули его в путешествии по этому мрачному аттракциону, способному повергнуть в краску стыда любого создателя американских горок. Даже думать не хотелось о том, что будет после того, как все закончится.
— Кто ты? — спросил Купер с явственным трепетом.
— Такой же американский гомик, как и ты. — Они оба вновь засмеялись, продолжая обниматься, но руки их скользнули ниже. — И я здесь вовсе не один такой.
— Постой. Правда? Ты?
Секса хотелось так сильно, что Купер едва мог говорить. Он заставлял себя продолжать расспросы, но не был способен остановить свои руки... или руки Марвина.
— Ага, — кивнул Мертвый Парень, вновь соприкасаясь с ним лбами. — Сам я родом из Фресно. Гестор не из наших, и нам приходится держать свое происхождение в тайне, не то он попытается нас разлучить, если узнает, что мы земляки. Но много новеньких Мертвых Парней родом с Земли. — В голосе Марвина прозвучало нечто вроде гордости. — Все началось лет так тридцать назад. Мы проторили тропинку в этот мир — он ко мне в некотором смысле взывал. После того что с нами приключилось, нам больше некуда было деваться. Другие наши жизни просто не срабатывали после того... после того, как мы... — Марвин замолчал.
— О чем это ты? — Эта сторона Марвина Куперу еще не была знакома. Взгляд Мертвого Парня затравленно заметался.
— Люди часто умирают молодыми, не знаю, что делает нас такими уж особенными. — Марвин пытался улыбнуться, но уголки его губ были изогнуты так, словно он вот-вот расплачется. — Это же был просто секс, мы первыми пытались ощутить свободу, жизнь. И это нас убило. — Мертвый Парень беспомощно всплеснул руками.
Купер сообразил не сразу, но затем его словно осенило, и он понял... слишком хорошо.
— ВИЧ?
Марвин потерянно посмотрел на него:
— Мы едва успели добиться права на то, чтобы жить, и тогда жизнь решила нас изничтожить. Это как если бы солнце вместо света начало излучать тьму. И... кое с кем из нас что-то произошло... Мы изобрели новый вид шрама, что и привело нас к небесным владыкам, когда мы искали нашу украденную свободу. — (А Купер-то было успел подумать, что его копилка ужасов давно переполнилась.) — И вот, оказавшись за многие миры от родины, мы по-прежнему прячемся в чуланах, по-прежнему трахаемся на самом пороге смерти, по-прежнему мечтаем улететь. Вечно молодые и раздавленные. Будь осторожен в своих желаниях, Купер.
Ночь хлестала Купера по лицу, и он вроде бы понимал, что больше всего ему сейчас следует бояться силы земного притяжения, но почему-то как раз она его и не страшила. Он разве что не обонял запаха чадящего печного дыма, когда уже знакомый гнев пустил корни в его сознании. Теперь все правильно. Гнев — вот кем он был, а вовсе не каким-то сексуально озабоченным придурком, опьяненным этими дикими американскими горками.
— Это несправедливо! — закричал Купер. — Ты должен либо умереть, либо жить и радоваться. А не... не... искать сотню тысяч лет подряд способ протянуть еще хотя бы... один... день. Ненавижу этот гребаный город, ненавижу просыпаться в нем по утрам, ненавижу тебя, Эшера и Сесстри! Все ненавижу! Настолько, что...
Купер задыхался, пытаясь вырваться. Он отпустил Марвина и запрокинул голову, умоляя гравитацию принять его, унести с собой в долгое падение, чтобы там, тысячей футов ниже, его череп разбился вдребезги, но небесный владыка держал крепко. Купер не знал, слышит ли его он — или она — и интересны ли они ему вообще.
«Ведь жизнь все равно уже никогда не станет прежней, — невзначай подумал он. — Просто дайте мне упасть и разбиться».
— Нет! — закричал Марвин, оплетая Купера руками, словно голодный осьминог. — Ох, детка, что же они с тобой сделали?
— Они? — визгливо заорал Купер. — Хрен они что со мной могут сделать! А вот что вы делаете со мной? Ублюдки, вы же все разрушили!
Он казался себе таким маленьким, и все, чего он сейчас хотел,
