Машина пробуждения

так это просто прекратить существование.

Марвин собирался что-то ответить, хотя Купер и сам по­нимал, что сорвался в истерику. Больной не виноват в том, что его убивает болезнь. Тому, что Купер жил в тени колосса смер­тоносной заразы, причиной были простое стечение обстоя­тельств да матушка-природа. Он понимал это, но не мог сми­риться. «Это сварнинг? Так все и начинается?» — задумался Купер. Никогда прежде его так не волновало происходящее вокруг, он был слишком занят разгребанием собственного дерь­ма, чтобы утруждать себя еще и чужими проблемами. Марвин раскрыл рот, явно собираясь возмутиться, но они уже стреми­тельно спускались к крыше. Как и почти все прочие «прихо­ды», этот заканчивался, не принеся никакого удовлетворения, где-то на грани между откровением и разочарованием. «Ничто не имеет конца, потому что никогда и ничто не завершается», — подумал Купер, готовясь к столкновению с крышей.

— Прости меня, — сказал он.

— Ты в порядке? — спросил Марвин, собираясь для пере­ката, чтобы погасить инерцию от жесткой посадки.

В следующее мгновение удар о крышу вышиб воздух из их легких. К тому моменту, когда Купер нашел в себе силы сесть, Марвин уже стоял, широко расставив ноги и ехидно показывая на него пальцем. Хотя перед глазами все плыло, Купер смог разглядеть Гестора, все еще тяжело дышавшего после танцев и последовавшего за ними полета. Вожак стоял, прислонив­шись к полуразрушенной стене, рассматривая новичка скуча­ющим взглядом.

Купер поднялся на локтях. Казалось, будто столкновение с крышей вытряхнуло из него все эмоции. Он не помнил, что или почему испытывал. Но эмоции были ядовитыми и, воз­можно, были вызваны ядом. Посмотрев на Марвина, он увидел привлекательного, но сломленного человека, окружившего его пусть и кратковременной, но заботой. Купер не питал особых иллюзий насчет своего проводника и знал, что не может ему доверять, однако Мертвый Парень притягивал к себе телесной привлекательностью и хотя бы видимостью неравнодушия — теми качествами, которые Купер просто не мог отвергнуть. Даже если за теплоту Марвина предстояло расплачиваться чем-то большим перед всем его племенем.

— Катись в жопу, шлюшка! — почти с любовью в голосе проворчал Купер.

— Живой! — весело завопил Марвин буквально на мгнове­ние позже, чтобы радость его не показалась наигранной, на­блюдая за тем, как Купер опять распластывается под стальным карнизом, хотя бы как-то защищающим от струй черного лив­ня. Затем Мертвый Парень повернулся к своим товарищам и махнул им. — А я говорил, что он справится!

Теплые руки помогли Куперу подняться, и в свете костров сверкнули зубы Гестора. По-прежнему прячась за пластиковы­ми линзами солнцезащитных очков, вожак произнес басови­тым голосом непререкаемого лидера:

— Вынужден извиниться, Марвин, что усомнился в тебе. Этим вечером ты заслужил награду — ну, почти.

— Почти? — Марвин был готов сорваться на визг; у Купера все похолодело внутри, хотя чего-то подобного он и ожидал.

Одной рукой Гестор протянул кривой кинжал, а другой указал на небеса:

— Эмираты свободы оценят твое покаяние, когда ты испол­нишь свою работу.

«Награда? — Купер и хотел бы сбежать, но рука Марвина крепко прижала его к крыше. — Покаяние?»

Марвин поник головой и принял кинжал.

— Прости, — прошептал Мертвый Парень, обливаясь слезами, пока его пальцы поднимались вдоль по позвоночнику к шее Купера. В голове последнего зазвенело: «ПростиПростиПростиТакМногоПричинДляСкорбиМойПухлыйАнгелочек,МойМилыйМальчикКакБыЯХотелТебяЛюбить, ЕслиБыТолькоНамЭтоПозволили».

Гестор хрипло засмеялся, глядя поверх своих дурацких очков.

— Давай. Прирежь его.

Опьяняющее прикосновение Марвина заставило Купера вновь безвольно развалиться на крыше и застонать. Энтропия успела бы поглотить бесчисленные вселенные, а Куперу не только бы не надоело это ощущение — он бы пришел еще и за добавкой. Марвин понимал это и улыбался. Все, что терзало Купера, вдруг улетучилось, и он внезапно осознал, что умоляет: «Сделай это; уничтожь меня. Членосос!»

Когда-то у Купера был дом, но он его потерял; были друзья, но он их покинул; прямой путь, с которого он свернул, когда перед ним раскрылась роза возможностей. Купер с ужасом осознал, что был готов плясать с «Оттоком», лишь бы снова стать свободным, был готов любить Мертвого Парня, дарить ему свою живую кровь и даже душу, если тот только попросит. Если бы Марвин пообещал привести его к свободе, Купер со­гласился бы вырвать собственное сердце. Поцеловал бы лича в засос в пергаментные уста, если это было необходимо ради свободы.

Марвин оскалил зубы и обнажил кинжал... и тогда Купер познал блаженство.

Купер лежал на том, что осталось от его одежды, изрезан­ной на лоскуты кинжалом Марвина, перед всеми живыми представителями «Оттока» — и неизвестно каким количе­ством небесных владык. Они с Марвином не были сейчас единственными, кто публично сношался прямо на крыше, но именно они привлекли к себе больше всего внимания. И пар­ни, и девушки хлопали в ладоши, задавая ритм их сплетав­шимся телам.

Купера никогда даже отдаленно не привлекала мысль о пу­бличном обнажении, не говоря уже о эксгибиционистском сексе на глазах у банды, готовой прирезать его с той же легко­стью, с какой и оттрахать. Но в пылу момента его это переста­ло волновать — наводненная людьми крыша лишь сильнее распаляла, пока они с Марвином ласкали друг друга губами, пальцами, пенисами. Он казался себе потягивающимся от на­слаждения котом, лежащим на подоконнике под взорами де­сятков Мертвых Парней и Погребальных Девок и бесчислен­ного множества небесных владык.

Тот факт, что его не расчленили и даже не «прирезали», как того требовал Гестор, немного успокоил Купера. Он знал на­туру таких, как лидер Мертвых Парней, — садисты, обожающие унижать, они обещают тебе агонию, а затем дарят экстаз, но только ради того, чтобы в последний момент отнять его у тебя и заменить теми самыми мучениями, которых ты, казалось бы, уже избежал. И все же Купер пришел сюда ради плачущей женщины и теперь был обязан остаться, чтобы спасти ее. Впро­чем, он все равно не думал, что сумеет сбежать, — его обложи­ли со всех сторон.

«Блин, я словно в тюрьме».

Марвин тяжело сопел Куперу в шею, почти засыпая, но по-прежнему обнимая партнера подобно любвеобильному осьминогу. Купер стонал в ответ, покусывая ухо Мертвого Парня и сжимая того в теплых крепких объятиях. Когда Купер решил, что они уже выходят