Машина пробуждения

не закричал, не бросился бежать, не зарыдал и даже не стал умолять остановиться, хотя ему того очень хо­телось. Сесстри и Эшер были слишком далеко, и вариантов у него оставалось мало. Он знал, что слишком легко отделался, когда Марвин спорол с него одежду ножом. Эх, если бы все могло закончиться одними только поцелуями. Но что будет, если он сейчас откажется? Обратного пути уже не было, они бы этого не допустили. Нет, Гестор и его парни жаждали крови, Купера или эср — не суть важно. И они бы ее получили при любом исходе.

— Нет, — заявил Купер; он произнес это слово уверенно и твердо.

— Ударь ее, Купер, — умоляюще простонал Марвин.

— Я же сказал — нет.

— Тебе не понравится, Купер, как мы поступаем с теми, кто швыряет нам в лицо наши дары, — угрожающим тоном сказал Гестор, забирая плеть с заржавленными лезвиями из рук свое­го лакея и протягивая оружие Марвину. — Ты же не хочешь поменяться с эср местами?

Лидер улыбнулся, наблюдая за тем, как на лице Купера про­ступает печать понимания.

— Мои Мертвые Парни так мечтали посмотреть, как рож­денный шаман будет хлестать священную корову эср. Они хотят крови. И с моей стороны было бы эгоистично лишать их такого удовольствия.

«Зачем ты это делаешь?» — мысленный шепот Марвина был усилен его страхом до громкости крика. Купер даже не подумал отвечать, обеспокоенный тем, что каким-то образом случайно установил с ним ментальную связь. Неужели какой-то дикий панк вроде Гестора мог заставить Марвина забить человека плетью? Купер лишь надеялся, что Мертвый Парень не намеревается превратить его в груду окровавленных лент.

— Так или иначе, Купер-Омфал, но мы примем тебя в «От­ток», — пообещал Гестор, и его клоунская рожа расплылась в больной ухмылке. — Ты сошел в подземный мир, поднявшись в наш поднебесный мир, и теперь мы пробуждаем тебя обратно к жизни. Познав всю силу нашей свободы, ты будешь умолять о том, чтобы вкусить ее снова. Похоже, ты неглуп, Купер. Впол­не понятно и мудро твое нежелание присоединиться к нам, не разобравшись прежде в наших путях. Да, думаю, ты станешь куда более сильным Мертвым Парнем, если вначале ознако­мишься с альтернативой. — Гестор опять улыбнулся, и Купер едва не набросился на него. — Поверните его!

Когда Марвин занес «хвост лича», Купер ничего не сказал. Он просто забился в угол и закрыл голову руками, когда град лезвий обрушился на его плечи. Сидевшая рядом эср вскрик­нула, и откуда-то из глубины его подсознания всплыло пони­мание: каждый поврежденный нейрон сейчас отзывается в ней отраженной, будто в зеркале, агонией. Боль была неистовой и всепоглощающей, и когда Купер повалился на пол, последней его отчетливой мыслью было, что если он переживет эту пытку, о которой столь часто предупреждала Сесстри, и вернется из путешествия в миры смерти и боли, то, пробудившись, точно станет шаманом.

Глава девятая

Беснуются они в выси и бездне,Бушуют, силятся сожрать;В трудах людские тают дни,И часа отдыха им не дано видать. Хинто Тьюи. Соверен: дважды рожденное дитя

«Раковая опухоль на теле человечества». Кайен сам был шокирован тем, как легко сорвалась подобная гадость с его уст. Вокруг валялись два десятка трупов, воздух пропах кровью, стекавшей с клювов птиц, но самое сильное отвращение у каменщика почему-то вызвали собственные слова.

Пурити посмотрела на него, подумав, что, должно быть, нашла в нем союзника, насколько это вообще возможно в проклятой клетке. Одного ее приказа хватило бы, чтобы его задержали и посадили на кол за шпионаж, разве от этого его нервы не должны быть сейчас натянуты как струны? Как он мог столь безрассудно признаться ей в том, кто он такой? Да ведь если Круг найдет выход из Купола, происходящее станет уже не просто ужасным, а «мать его, не подлежащим исправле­нию». Ее сородичи и впрямь заслужили свое заточение — хотя бы на достаточный срок, чтобы горожане смогли самостоятель­но избрать себе подобающее правительство.

Она стояла рядом с Кайеном, который склонился над телом юного портного и бережно опустил его голову на плитки цвета морской волны, не в силах заставить себя посмотреть на нее. Мальчишка устремил невидящий взор к вихрю пернатых, все еще горланивших над ними. С тем же печальным жестом, что и недавно, Пурити нагнулась и закрыла его глаза навсегда. Где-то далеко отсюда юноша сейчас пробуждался вновь под новы­ми небесами, но этот мир отныне был для него закрыт.

— Это называется верой, — произнесла Пурити, покачнув­шись на пятках и схватившись за плечо Кайена, чтобы не упасть. — Тот, кто впервые родился именно в этом городе, с таким не знаком. Ведь все они, если не ошибаюсь, погребены на Апостабище. Но я от всей души желаю ему удачи в его первом па.

— Па?

— В пляске жизней. — Приподняв рубашку мертвого па­ренька, Пурити продемонстрировала Кайену пупок. — Сегодня кто-то лишился сына.

Кайен моргнул, останавливая слезы, и вновь склонился над трупом.

— Как видишь, даже в душах лордов и леди смерти, какими бы метастазами бытия они ни являлись, имеется капелька со­страдания.

— Пурити, — поморщился Кайен, — прости меня. Я не хотел быть настолько груб, я только...

Она прижала к его губам палец.

— Знаешь, это ведь все равно не изменит моего мнения о твоих выводах, да и к тому же у нас совсем нет времени спо­рить о социальной справедливости.

Внезапно с неожиданной для нее силой девушка дернула каменщика за плечо и повалила на пол.

— Что... — начал было Кайен, но Пурити уже запрыгнула на него сверху и прижалась к нему.

— Заткнись! — яростно прошептала она ему прямо в ухо, а затем безвольно обмякла на нем.

Кайен все понял, едва услышал четкий ритм, выбиваемый сапогами марширующих преторианцев. Он старался не дви­гаться, не дышать и даже не думать о гибком стане той, что разлеглась сейчас на его могучей груди.

«Колокола, а она решительная».

Когда преторианцы приблизились, Кайен затаил дыхание, но, к