Затем султану пришло в голову построить фабрику. Пески затянуло железной пылью, даже вода стала отдавать ржавчиной. Буракки попадались всё реже, кочевые палатки превратились в дома, а торговцы конями — в фабричных работяг.
Только железо могло сдержать буракки — или убить, так же как упырей. Оно делало его смертным. А наделить плотью так надолго, чтобы оседлать, могли только мы, женщины.
Тамид вычитал в какой-то священной книге, что у древних своих женщин нет. Зачем рождать потомство, если ты живёшь вечно? Однако так же как знание есть сила, тяга к неизведанному составляет главную слабость бессмертных существ. Всем известны истории о джиннах, одержимых любовью к прекрасным принцессам и исполнявших любые их желания, равно как о добродетельных жёнах, которые заманивали гулей на клинки своих мужчин, и о храбрых купеческих дочерях, покорявших буракки и скакавших на них верхом в дальние неведомые страны.
Древних, при всём их могуществе, всё же тянет к нам, несмотря на риск потерять своё бессмертие и стать существами из плоти и крови.
Улица оживала на глазах. Люди с горящими глазами толпились у дверей своих домов. Появление буракки сулило пытавшимся его поймать либо большие деньги, либо большую кровь, а может, и то и другое.
Кто-то вскрикнул: в пыльном облаке появился силуэт волшебного коня. Кое-кто в страхе захлопнул дверь, но большинство жителей посёлка продолжали жадно всматриваться. Я тоже встала на цыпочки на крыльце, вытягивая шею.
Буракки не собирался сдаваться так просто. Он то и дело менял очертания, превращаясь то в коня, то в песчаный вихрь и меняя цвет с ярко-золотого на кроваво-алый — огонь и солнце, перемешанные в открытой всем ветрам пустыне. У меня в висках застучала кровь, доставшаяся от бессчётных поколений обитателей песков.
Фабрика перевернула нашу жизнь, мы перестали быть кочевым племенем, охотниками на буракки, но по-прежнему ставили на тропах ловушки из железа, и каждый из нас знал, что делать, если ловушка срабатывала.
Невдалеке звякнула тяжёлая цепь — молодая вдова, по имени Заира, прикрепляла один конец к своему подоконнику, а святой отец уже надел другой на крюк в стене молельного дома напротив. Из окон пригоршнями сыпали железные опилки, которые держали в домах на случай нападения упырей из пустыни. Железо, перемешанное с песком, и цепи превращали улицу и весь посёлок в одну огромную ловушку для древнего.
Буракки поднялся на дыбы, испуская пронзительное ржание. Мужчины обступали его, ударами железных прутьев мешая целиком обратиться в песок и ветер. Взметнувшись, тяжёлые копыта опустились в гущу тел. Послышался хруст пробитого черепа, на песок брызнуло алым. Кровь на золоте.
Дядюшка Азид ткнул острым концом своего прута — и буракки отпрянул, на мгновение показав из песчаного вихря окровавленную грудь. Это дало загонщикам передышку, чтобы убраться и оттащить раненых на ту сторону цепи, к остальной толпе.
Их работа закончилась. Мужчины гнали буракки в посёлок все вместе, потом наступал черёд женщин, и каждая действовала уже сама по себе.
Остановила буракки, удержала достаточное время, чтобы оставить во плоти, — и он твой, вернее, принадлежит твоему мужу или отцу. В моём случае — дяде, равно как и деньги, которые тот выручит за коня.
Как бы не так! Никому я его не отдам! Мне надо любой ценой убраться отсюда, и этот способ не хуже любого другого. Если бы только поймать!
Женщины уже теснились у самой цепи. Заира жадно облизывала растрескавшиеся губы. Даже лентяйка Шира выскочила из дома и с молитвенным жаром вглядывалась в силуэт желанной добычи, вцепившись пальцами в железные звенья.
Я подбежала и протолкалась в первый ряд. Сердце отчаянно колотилось в груди, и стук его отдавался во всём теле. Теперь или никогда!
— Амани! — раздался за спиной крик Тамида.
Я обернулась ответить, но тут уловила краем глаза мелькнувший розовый халат. Не обращая внимания на тревожный оклик тётушки Фарры, Шира нырнула под цепь ограждения и кинулась к буракки.
И что ей дома не сиделось, поганке? Вечно прохлаждается на подушках, а тут… Переливаясь из формы в форму, буракки стремительно развернулся и двинулся навстречу сестре.
Нет, не отдам! Не дослушав Тамида, я шлёпнулась на песок, перекатилась на другую сторону цепи и рванулась вдогонку. Врезалась сзади в Ширу, и мы обе повалились на дорогу. Копыто чудом миновало мою голову, задев лишь краем, и перед глазами вспыхнула ослепляющая боль.
Шатаясь, я стала подниматься, но пальцы Ширы тут же стиснули мою лодыжку. Глаза сестры горели бешенством, почти как у самого разгорячённого буракки.
— Мама с тебя шкуру спустит! — злобно прошипела она, впиваясь острыми ногтями мне в руку.
— Сначала пусть поймает! — фыркнула я и врезала ей коленом в живот. Отпихнула и вскочила на ноги.
Пока мы барахтались в пыли, как на школьном дворе, по эту сторону цепи уже оказалось с полдюжины женщин, но к буракки ни одна приблизиться пока не решилась, и он уже расплывался в воздухе, уходя копытами в песок и принимая бессмертную форму. Ещё немного — и он вновь станет частью пустыни.
Шагнув вперёд, я резко свистнула, и конь обернулся.
Несколько ударов сердца мы смотрели друг на друга, потом я сделала ещё шаг… и ещё один. Он стоял неподвижно. Внезапно с другой стороны выскочила Заира и швырнула горсть железных опилок. Буракки отпрянул… и бросился на меня!
Я осталась на месте — точно так же, как стояла вчера перед дулом револьвера. Смотрела на страшные копыта, взрывающие песок, но меня переполняла уверенность, что сегодня я не умру.
За миг до столкновения я шагнула в сторону, пропуская буракки впритирку, и прижалась к его боку, вытянув к морде руку с гвоздём. Железо и моя кожа.
Крик бессмертного существа сотряс воздух. Оно яростно билось, не в силах разорвать магическую связь, а я двигалась вместе с ним, прижимаясь всё сильнее к обретавшему плоть силуэту. На морде коня было написано отчаяние. Я понимала его: кому, как не мне, знать, что такое неволя.
Наконец мои руки обняли мускулистую шею. Гвоздь упал на песок, но это уже не имело значения. Покорённый буракки тяжело дышал у меня над ухом,
