— Это ещё не всё… — Я стала пересказывать, что услышала на переговорах: войска двинутся и на юг, выискивая слабые места, но в основном для отвлечения наших сил — взять пока планируется один Сарамотай. — Когда начнётся наступление, здесь в городе солдат станет меньше. Шазад сказала, нашим нечего делать, вот и появится возможность. Вот… — Я показала на карту Измана с красными точками. — Не знаю, что это такое, пускай разбираются.
«Каждая из добытых бумаг поможет нам в войне с султаном, — подумала я, — но грозит нарушить хрупкий мир с чужеземцами. Неужели я предаю интересы своей страны?»
Глава 26
Получив разрешение покидать гарем, когда захочу, я старалась проводить там как можно меньше времени. Будь дворец заброшенным посёлком вроде Пыль-Тропы, меня бы это не остановило, лишь бы там не было Кадира, Айет и остальной стаи его жён.
Каждый день с утра меня забирал султан, и я проводила несколько часов на его встречах с чужеземными делегациями, с каждой по отдельности. Альбийский посланник, у которого бледные руки со старческими пятнами тряслись так, что не могли удержать перо, как-то сказал своему писцу, что я похожа на его внучку. Этот не врал так нагло, как галаны, но всей правды тоже не говорил и, несмотря на доброе лицо, тоже пытался ловчить. Сичаньцы прислали вместо посла какого-то генерала, непрерывно сверлившего меня недоверчивым взглядом.
Я сидела чуть позади и справа от султана, так что он мог видеть моё лицо, когда кто-то говорил, и определять, лгут ему или нет. Так благодаря мне переговоры о перемирии проходили честно, а заодно я узнавала всё, что можно: где вдоль наших границ расположены чужеземные войска, кому доверяет султан и что знает о мятежниках.
Его сын Рахим, брат Лейлы, также присутствовал на каждой из встреч, но говорил редко и только по просьбе отца. Несколько раз я ловила взгляд принца, направленный на меня.
Вскоре выяснилось, что полностью избавиться от Кадира мне не удалось. Султим то и дело являлся на переговоры, усаживался за стол и, в отличие от своего брата, высказывался по любому поводу без спроса. Помощникам султана оставалось лишь беспомощно закатывать глаза. Наследнику трона одному удавалось вызвать Рахима на спор, и когда два принца сталкивались, летели искры. Я помнила слова султана, что Рахим мог бы хорошо править, не будь он подвержен эмоциям, но пока наблюдала только одну — ненависть к Кадиру.
В гарем я возвращалась только в сумерках, встречалась с Сэмом и передавала, что удалось разведать, а остаток дня принадлежала самой себе. Бродила повсюду и совала нос куда могла, тщательно избегая чужеземцев, наводнивших дворец. Здесь насчитывалась добрая сотня садов и садиков, заполненных цветами до отказа, из-за стен слышалась музыка, а ветерок доносил свежий солёный аромат. Морской, поняла я, забравшись на башню, где такой же ветер взметал полы халата и трепал волосы. Мне уже довелось побывать на море одурманенной и закованной пленницей на пиратском корабле, но вспоминалось не это, а тесное пространство под прилавком так далеко от моря, как только возможно, и мои пальцы, ощупывающие татуировки на теле у Жиня.
Как-то раз, завернув за угол, я увидела впереди знакомо прихрамывающую фигуру и встала как вкопанная, готовая развернуться и убежать, так что сопровождавший меня охранник врезался в спину. Смущение на его вечно непроницаемом лице даже радовало: значит, есть в них всё же под военной формой что-то человеческое. А хромым оказался всего-навсего какой-то альб из делегации, раненный незадолго до перемирия. «Тамид больше не хромает», — вспомнила я.
Изображать бесцельные блуждания удавалось неплохо, но султан оказался не так глуп, чтобы позволить мне шататься где угодно. Солдат встречал меня по утрам у выхода из гарема и приклеивался сзади словно тень. Охранники менялись каждый день, и добиться от них ни слова не удавалось, кроме сообщения, что меня ждёт султан. Если я пыталась свернуть, куда не полагалось, сопровождающий просто загораживал путь, молча уставив перед собой каменный взгляд, словно хорошо вооружённая живая стена.
Тем не менее сдаваться я не собиралась. Мне нужен был Бахадур — джинн, мой отец и новое тайное оружие султана. Я хотела узнать, как его освободить, прежде чем тот приведёт оружие в действие и сотрёт с лица земли всех моих друзей.
Когда-то мне слишком часто доводилось просыпаться с ощущением опасности, но жизнь в гареме расслабляла. Прежде злоумышленнику, прокравшемуся в спальню, не удалось бы даже приблизиться, чтобы приставить мне нож к горлу.
Я подскочила в постели с колотящимся сердцем, готовая увидеть перед собой кого угодно. Солдат. Гулей. Оказалось ещё хуже.
«Айет!»
Она отшатнулась, свет почти полной луны дрожал на остром лезвии у неё в руке. Нет, не нож — ножницы. Куда неприятнее была улыбка на губах. В другой руке — длинная прядь чёрных вьющихся волос.
Я торопливо ощупала голову. Последней меня подстригала мать незадолго перед смертью, и с тех пор копна волос доросла до середины спины, хоть и была обычно скручена под завязанной куфией. Теперь волосы заканчивались, не доходя до плеч.
— Посмотрим, как он теперь захочет тебя! — прошипела Айет, с ухмылкой наматывая на палец отрезанную прядь.
Гнев вспыхнул куда сильнее, чем заслуживала такая несусветная глупость. «Плевать, что глупость!» Я рванулась вперёд, и ножницы оказались у меня в руке, прежде чем Айет успела пошевелиться. Порезать её мне не удалось бы, приказ султана, но она этого не знала. Приставив ножницы ей к горлу, я с мстительным удовольствием наблюдала ужас на хорошеньком личике.
— Послушай… — Я смяла в кулаке отвороты её халата и притянула к себе. — У меня есть дела поважнее, чем разбираться с вашей идиотской ревностью! Так что направьте её на кого-нибудь другого, кто в самом деле хочет украсть вашего сластолюбивого муженька!
Женщина в страхе сглотнула, косясь на сталь, прижатую к горлу, и вдруг горько рассмеялась:
— Ты называешь это ревностью? Думаешь, я люблю Кадира? Всё, что мне нужно, — это выжить! Гарем — настоящее поле битвы… Хотя уж ты-то небось знаешь. Куда подевались Мухна с Узмой, что ты с ними сделала?
— Ты о чём вообще? — опешила я.
Стараясь по мере сил избегать Кадира и его жён, я в последнее
