Шрам не мог отступить. Как наркоман, которого ломает без дозы, он изнывал от жажды вернуть мертвеца туда, откуда он явился! Вернуть и вбить осиновый кол в его могилу, если потребуется! Когда у него в кармане завибрировал мобильник, Шрам вздрогнул. "Нервы ни к чёрту!" — ругнулся он и активировал трубку.
— Где ты болтаешься?! — напустился он на подельника. По его расчётам, парень даже на своей старенькой "Шкоде" должен был уже подъезжать к Приозерску. Ответ его не обрадовал.
— Спеклись пацаны этого твоего гражданина начальника, — сообщил он. — Повязали их.
— Чего?! Кто их мог повязать?
— Откуда я знаю? — беспечно ответил подельник. — Они мне сообщили, что в твою сторону едет кто-то из ФСБ, из той группы, которую мы пасём. Ну, ты сам намекал, что вроде у твоего нанимателя есть способ отследить все их служебные машины.
— И что? Вы на двух тачках не могли их прижать? Они на броневике сюда катят, что ли?
— Да погоди! — перебил его подельник. — Мы их зажали, да они ушли. А пацанчики эти, спецы грёбаные, сдуру сунулись следом — ну и огребли по полной, насколько я могу судить. Что делать будешь?
Шрам с досады не обратил внимания на это "что будешь", а не "что будем".
— Где они сейчас? — спросил он.
— На трассе зависли.
— Тащи свой зад ко мне! Вдвоём справимся, — решил Шрам.
— Э, нет! — живо возразил собеседник. — Мы так не договаривались! Мне до тебя часа полтора ещё пилить. Откуда я знаю, что за это время там у тебя случится? А может эти, которые по твою душу ехали, быстрее доберутся!
— Ты их далеко обогнал? — Шрам изготовился давить на логику, но не тут-то было.
— Обогнать-то обогнал, но ты забыл на минутку, с кем дело имеешь. Может, твои подопечные вертушку вызовут на помощь! Извини, как хочешь, но своя шкурка дороже. Я сваливаю.
— Только рискни, гад! Я тебя сам урою! — вспылил Шрам.
Это обещание оказалось роковой ошибкой.
— Да пошёл ты! — выплюнул в ответ подельник и отключил телефон.
Шрам с досады швырнул трубку об пол кабины. Потом попытался взять себя в руки. Он ничего не добьётся, если начнёт психовать. Нужно придумать новый план и действовать как можно быстрее! Едет сюда кто-то или не едет — у него в запасе хотя бы час. Приходилось и за более короткий срок решать проблемы. Всё в его руках…
Глава четвёртая. О том, что очевидное может не быть истиной
(За неделю до основных событий)
Полковник Герман Иванович Вапшевич не любил больниц. К запаху дезинфекции здесь примешивается различимый душок человеческих испражнений. Смесь йодоформа и камфары напоминают о бренности человеческой жизни: сегодня ты есть — завтра твоё тело накроют простынёй, вывезут на железной каталке к гремящему лифту — и опустят вниз, в подвальный этаж, предваряя спуск ещё глубже — в могилу.
— В восемнадцатой палате, — сказала ему медсестра, едва шевельнув губами.
"Интересно, мне предоставят персональное помещение, когда я буду помирать? — подумал Вапшевич, тяжело передвигая своё ещё не старое, но успевшее привыкнуть к мягкому креслу тело. — И угораздило же ему именно сюда загреметь! Уж лучше пуля!" Сам он никаких пуль себе не желал, но мог представить, каково это — оказаться на койке с безнадёжным диагнозом. "Лучше пуля", — повторил он, как заклинание, толкая дверь палаты…
Человек, к которому он пришёл, был младшего него лет на пятнадцать. И фамилию носил удивительную, совсем неподходящую для того места, где он сейчас находился: Бессмертов. Лёша Бессмертов, сорока пяти лет от роду, голубоглазый красавец, из таких, которые в любом возрасте на девок производят неизгладимое впечатление. Сложен как Аполлон, везуч донельзя — за чужими спинами никогда не прятался, всегда лез туда, где горячее — и ни одного ранения за всё время службы!
"Что же от тебя осталось, Лёха?!" — подумал Вапшевич, останавливаясь рядом с койкой, на которой лежал худой до изнеможения человек. Кожа его казалась серой, ещё недавно шикарные, волнистые волосы сбились паклей.
— Ты меня слышишь? — Полковник Вапшевич наклонился к самому лицу своего бывшего подчинённого. — Я пришёл. Я тут.
Глаза больного открылись. Он вяло сосредоточился на нависшем над ним начальнике. Потом серые губы дрогнули и он приоткрыл рот.
— Пить дай!
Вапшевич огляделся, заметил на тумбочке поилку и спешно поднёс ко рту умирающего. Тот сделал пару глотков и снова прикрыл глаза.
— Сядь! Я не могу громко говорить.
Полковник оставил поилку и пододвинул стул к самому изголовью.
— Я слушаю тебя, Лёха.
— Я всё думал: почему меня? — начал Бессмертов. — Я ведь везучий. Но раз так… Не хочу ничего за спиной оставлять.
— Да ты что, парень! Ты всю жизнь свою отдал делу, — начал было Вапшевич, но больной открыл глаза и посмотрел на него стеклянным взглядом. Полковник закрыл рот, почувствовав неладное.
— Трус я… и подлец, — уверил его Бессмертов. — Боюсь, не успею всё сказать, пока снова не скрутит. Помнишь, ты хотел вернуть документы, которыми тебя шантажировал этот гад… Шеллер?
Ещё бы Вапшевич этого не помнил! Александр Шеллер, глава преступной шайки, которая, под прикрытием небольшого предприятия в области, занималась "распределением доходов", подыскивая мелких бизнесменов, заключая с ними невыгодные для них договора и отжимая потом деньги, действуя где силой, где убеждением. Таких, как Шеллер, не сажали только потому, что у них всегда находились покровители. Он "отстёгивал" и Вапшевичу, а сам хранил на полковника компромат. Когда Вапшевич сделал попытку надавить на Шеллера, чтобы сильно не наглел — тот напомнил, что держит полковника за горло и ослаблять хватку не собирается.
Полковнику удалось внедрить в окружение Шеллера своего человека — Бессмертова. Операцию полковник спланировал официально, направлена она была на раскрытие делишек Шеллера, но на деле — Вапшевич хотел забрать компромат, которым угрожал ему бандит.
— Тот паренёк, которого убили из-за твоего приказа, — напомнил ему умирающий. — Я ведь должен был его прикрыть, но ты не дал мне этого сделать. Я верил тебе, не знал, ради чего ты стараешься: ради тех бумажек, которые у Шеллера имелись на тебя самого. Вся эта операция… всё было только ради того, чтобы ты спас свою задницу.
— Лёша! — попытался остановить его Вапшевич. — Какая теперь разница? Бандита этого и банды его уже нет, ты своё дело сделал, как надо…
— Погоди! Дослушай. Я когда всё понял, соврал тебе… сказал, что бумаги уничтожил, мол, выбора не было… Но я их оставил. Себе. Испугался, вдруг ты и меня однажды подставишь.
— Что? — Вапшевич приподнялся, вглядываясь в увядшее лицо своего бывшего сотрудника. — Где они?
На истончённых губах умирающего появилась улыбка, похожая на оскал мумии.
— Этого я не скажу. После моей смерти они попадут
