Облегающие брючки подчеркнули ее длинные красивые ноги, открытые сандалии – узкие ступни, коротенькие рукава рубашки не закрывали изящных рук с тонкими пальцами. Высокая грудь, округлые бедра и худенькие плечи. Совсем юная девушка. А раньше меня интересовали леары постарше, «погорячее», которые могли многому научить в постели. Но я глаз не мог оторвать от этой девчонки. В груди что-то шевельнулось приятным теплым комом. Странно: то ли желание, то ли…
Кико подняла невозможно голубые глаза и пристально посмотрела в мои, фиолетовые, или, как мама говорит про наши глаза, фиалковые, она даже похожие цветы отыскала в долине. Наши глаза артефакт, который, как обычно, скрывает мою белую сущность, не может изменить. Густые девичьи ресницы дрогнули, глаза распахнулись, губы приоткрылись в удивленном полувздохе. Мне показалось, я почувствовал ее теплое дыхание, и едва не содрогнулся от желания. В мыслях промелькнули десятки картинок, как бы я мог вкусить эти нежные, яркие, пухлые губы.
Кико замерла, видно, растерялась, увидев меня, и не знала, как быть. Ее щеки разрумянились от смущения, пока она лихорадочно искала глазами знакомых на террасе. Я не дал ей возможности не заметить меня, смотрел с легкой улыбкой, прямо в лицо. Интересно, как поступит эта скромница? Наконец она все-таки решилась, украдкой судорожно вздохнула, видимо, пытаясь набраться смелости, и медленно, словно к опасному хищнику, сделала несколько шагов ко мне.
– Здравствуй, – ее голос прозвучал чуть хрипло от волнения, а меня от этой хрипотцы опять прошила волна желания.
– День добрый, Кико, – вежливо улыбнулся я, старательно скрывая горячий интерес, а то еще сбежит.
Но не выдержал и жадно вдохнул… Нежный аромат первых дней зимы, когда снег укрывает высокогорные плато, легкий молодой морозец. Два! Точно, только два перехода, совсем девчонка.
– Я хотела сказать спасибо за… что помог тогда со стулом.
– Для такой сладкой красавицы – все что угодно, – я уже с нескрываемым интересом разглядывал ее, а потом, кивнув на соседний стул, предложил: – Присядешь?
Кико нерешительно потопталась, невольно оглянулась: нет ли знакомых рядом, вдруг кто увидит, что она любезничает с темно-серым. И тем не менее улыбнулась и присела на краешек. Подняла взгляд от сжатых на коленях рук и не смогла сдержать глубокий вздох, будто и сама удивлена своей смелостью.
– Мих, – представился я, воспользовавшись псевдонимом, и поторопился разузнать: – Вижу, ты здесь частый гость. Рядом живешь?
Девушка с искренним восхищением смотрела на меня, признаться, забавляя и приятно удивляя. Мое лицо часто мелькало в «Новостях», а имя упоминалось в прессе в связи с высоким положением эра второго шаазата, поэтому примелькался. Иллюзия не изменила черты моего лица и фигуру, но «засерила» основательно со всеми вытекающими. Так что сейчас я – не блистательный снежно-белый шааз, а лишь тень себя, как бы это нескромно ни звучало. И все равно нравлюсь ей. Очень нравлюсь!
– Кико, – решилась представиться девушка. – Я… мы из триста шестьдесят первого шаазата. Наш дом в горах, а здесь я просто… учусь в высшей школе.
К слову, высшие школы тоже появились благодаря Посланнице Язы, не без участия великой Амилы, конечно. Еще двадцать лет назад в Леарате было принято наставничество. Общих учебных заведений не было в принципе. Мастера набирали учеников и вели немногочисленные группы. Кто не мог себе позволить наставника, учил грамоте детей сам, дома. Ремесла, дела, искусство, прочие умения и навыки и вовсе передавали из рук в руки, от отца к сыну. Потом, сначала во втором шаазате, а теперь и во всем Леарате открылось уже несколько различных школ. Которые, как сказала мама, помогают вывести общество, и в первую очередь молодежь, на новый этап развития, социализировать и повысить профессиональный уровень. Так что теперь в сердце Лараны и в «сознательных» городах Леарата часто можно встретить стайки школьников.
– Что за школа? – я чуть ближе подался к Кико.
Она смотрела на меня завороженно, уголки ее губ то опускались, то поднимались. Кажется, никак не могла определиться: можно мне улыбаться или нет.
– Школа искусств, я художница… хочу стать, – покраснев, пролепетала моя хорошенькая собеседница.
– Хорошее дело, художники нынче неплохо зарабатывают, – заметил я.
И получил от нее удивленный, недоверчивый взгляд: неужели не знала?
– Я не для работы, а просто для себя, – торопливо, сбивчиво пояснила девушка.
Работать женщине из высокородной семьи можно только дома. Похоже, у художницы в доме махровые традиции.
– Сколько тебе лет, Кико?
– Семнадцать. А тебе? – Она даже закусила губу, посчитав вопрос слишком смелым.
– Двадцать два.
Впору посмеяться над собой – сижу с малолеткой, маленькой трусишкой, и веду, по сути, детскую беседу. Докатился! Но почему-то впервые я не думал о напрасно потраченном времени – искренне любовался этим нежным созданием в голубом одеянии, у которого в глазах отражается целое небо.
– А ты здесь… где-то работаешь? – позволила себе еще немного любопытства Кико.
– Да, я журналист, – и многозначительно добавил, можно сказать, похвалился: – С отличным доходом.
Кико не поняла намек на то, что и темно-серый молодой шаа в состоянии удовлетворить все финансовые нужды леары из состоятельного семейства, но это скорее говорило о чистоте и наивности девчонки. В обществе леаров подобные – редкость и живется им тяжело. Вспомнить хотя бы ситуацию с подсечкой, подстроенную подругой.
Она кивнула, тряхнув светло-серыми длинными прядями:
– Я рада за тебя!
У меня пальцы зачесались: так захотелось коснуться ее волос, захватить их ладонью, приблизить лицо Кико к себе и…
– Извини, но мне нужно улетать на занятие, – шепнула она с грустью и сожалением. – Еще раз благодарю за помощь.
– Не за что, – глухо ответил я, ощущая в душе протест.
Я испытывал не просто сожаление, полагая, что ей неловко со мной сидеть, а злость. Может, признаться, что я белый? Заставить еще поговорить со мной, чтобы насладиться ее нежным голоском и сладким тонким ароматом.
Она на миг застыла рядом, уже собираясь уйти, но вдруг обернулась и взяла мою ладонь обеими руками. Робко пожала, одаривая меня, «темно-серого», своей силой или «награждая» за услугу. Не успел я едко усмехнуться и отказаться от благодарности – наши руки объяло золотистое сияние… О лары, это же сияние истинной связи! Я видел его единственный раз, когда Шиай «знакомился» с моей сестрой еще в утробе матери.
Мы шокированно молчали, не в силах оторвать взглядов от сцепленных рук, вокруг которых золотилось и расползалось дальше заветное сияние. Наконец мы синхронно подняли глаза. Я – в радостном изумлении, ведь мне, одному из сильнейших в Леарате шаазов, невероятно сложно отыскать подходящую леару. А чтобы найти истинную… Многие тщетно ищут столетиями.
А вот в больших,
