Уилл заводит машину. Та начинает ворчать. Он переключает какие-то рычаги и кнопки. Нас откидывает назад, а потом вперед. Юноша объезжает другие машины и спящих, обездвиженных людей.
– Чему ты улыбаешься? – шепчу я. Уилл действительно улыбается. Это выглядит нелепо – ведь он угоняет машину.
– Не могу поверить, что у них есть «Воксхолл», – отзывается Уилл. Я понятия не имею, о чем он. Увидев, что я хмурюсь его веселости, парень добавляет: – Она британская.
А. Произведена той же страной, что и тот корабль, который они уничтожили первым флотом своих подлодок. Теперь я тоже улыбаюсь.
– Предатели.
Поворачивая за угол склада, я задерживаю дыхание. Пара работников дока заметили пламя. Наш побег они пока еще не увидели.
Уилл выезжает на узкую приморскую дорогу. Навстречу нам едет точно такая же машина со стороны замка. Внутри лишь один водитель, и два человека сидят сзади – один в синих одеждах Хаунештада, а другой в таком же зеленом, как и мы.
Уилл напрягается. Я точно знаю, кто это. Барон и советник вместе работают над заключением сделки вместо мертвого короля.
Машина вот-вот проедет мимо, в паре сантиметров от нас. Уилл ставит локоть на дверь, подперев костяшками висок – словно это самая скучная поездка в его жизни. Сзади Софи опускается на своем сиденье. Я почти слышу ее молитвы.
Мы достаточно близко, чтобы ее отец протянул руку и снял шляпу дочери без малейших усилий.
Уилл прячет свой профиль быстрым приветствием. Я задерживаю дыхание в ожидании, когда барон Герхард узнает своего племянника, несмотря на низко надвинутую шляпу. Барон не задерживается на нас взглядом, как и водитель. Однако машина замедляет ход, чтобы не поцарапать краску на боках.
Разъехавшись, мы втроем выдыхаем с облегчением. Другая машина набирает скорость, спускаясь в доки. Она направляется к призу, который всем обошелся очень дорого.
Уилл нажимает на газ. Мы несемся вверх по холму. Резко повернув вправо с приморской дороги в город, мы слышим шум. Такой тихий, пока внезапно вулканический и явный «БУМ» не разрывает небо. Над проливом Эресунн собираются тучи.
Я смотрю в боковое зеркало. Огненный шар размером с замок Ольденбург освещает полуденное небо – склад и лодки внутри теперь лишь воспоминания и пепел.
31
Эви
Вот и все.
Я чувствую, как сотрясается земля. Словно извергается вулкан. Будто грядет поток воды, который нельзя остановить.
Как и в миг смерти Алии. Или когда превращение Руны из русалки в человека бесповоротно завершилось.
Магия вокруг меня и во мне снова шевельнулась. Баланс немного склонился влево – к суше, месту в тенях. Эти тени росли целые столетия. До трагедии Марен Сплиид и Кристиана IV, короля – охотника на ведьм. До того, как семьи, сборища и сама магия оказались разделены и порезаны; разорваны и расколоты на кусочки целого и выброшены на ветер.
О, какое это приятное чувство.
Руна и ее маленькая компания создали самую мощную магию на земле за многие поколения.
С того самого дня, когда выжил Ник, Анна была повержена, а я создана.
Настоящая, истинная магия, которая истощилась за поколения и оказалась загнана в укрытие. Уставшая и слабая, так давно спящая, теперь она проснулась.
И сила только что уничтожила зарождающуюся программу Хаунештада по созданию под лодок.
Мой котел бурлит от заклинания, которое способно изменить и мой мир к лучшему. Хотя я не могу видеть Руну в действии, я поднимаю глаза к поверхности и улыбаюсь облакам. Те затягивают небо.
– Только посмотри на себя, маленькая ведьма, – говорю я, в целом ни к кому не обращаясь – скорее торфу и раскачивающимся полипам. – Еще и день не пробыла человеком, а уже создала больше магии, чем было на суше последние пятьдесят лет.
Я позволяю себе улыбнуться мысли о Руне – маленькой садовнице, взрастившей магию и тут же получившей плоды.
– Она действительно талантлива. Но ей нужна твоя помощь, – отвечает Анна.
Я киваю, повернувшись к ней спиной.
– Да, и скоро Руна ее получит.
Должна.
Если я почувствовала мощь того, что только что случилось на земле, то и морской царь тоже. Он придет. Может, уже в пути. И до его прибытия я должна подготовиться.
Радость за Руну блекнет. Ее место занимает необходимая сосредоточенность. Зелье в моем котле весело кипит. На поверхность бесконечным плывущим потоком поднимается пар. Он должен кипеть дольше, чем гороховый суп тети Хансы. По крайней мере, я так считаю – никогда раньше не исполняла это заклинание.
Я наклоняюсь над своим котлом и мешаю содержимое копьем из рыбы-меч. Уже прошел день с тех пор, как я взялась за зелье. Оттенок подходящий – ярко-желтый цвет солнечного света. Подходит свободе, которую он дает.
Но оно еще не готово. У зелья есть все необходимые ингредиенты – суша, море, кровь – кроме одного.
Любовь.
Мне нужно лишь кольцо.
Одно лишь слово, проскочившее в мыслях, возвращает меня в детство. Когда нам было по десять лет, Ник ударил ногу о скалу во время подъема на Переход Лиль Бьерг. Это не был глубокий порез, но прямо на голени. Кровоточил он так, словно вся жизнь утечет через него в грязь, пока мы с Анной спускали друга вниз.
На мгновение Ник потерял сознание. Мы несли весь вес его тела на плечах. Это было не такой проблемой, как его размеры – высокий и долговязый. Угловатое тело невероятно усложняло процесс – ведь мы пытались не нанести его голеням и сапогам еще большего вреда. Так что, когда из магазина прямо рядом с дорогой показалась мать Анны, мы решили: лучше всего мне остаться с Ником, а они вдвоем отправятся за королевским лекарем.
Ник очнулся, как только они завернули за угол, сбитый с толку и немного смущенный. Его уши покраснели, когда я рассказала другу о случившемся.
– Мама выскажется по этому поводу. – Ник смотрел на руки. Его длинные пальцы играли с травой. – Николас, королю не подобает иметь шрамы – люди все время смотрят, – сказал он, пытаясь изобразить особенно эмоциональную речь матери. Потом улыбнулся с блеском в темных глазах. – Да, будто королевство рухнет, когда я закатаю штанину, покажу шрам и докажу, что я действительно человек.
– Вини меня, – сказала я. Мне было известно, что его мать уже меня не любит. – Она успокоится, узнав, что твои раны – моя вина. – Я пожала плечами, стараясь изо всех сил выглядеть скромной.
На лице Ника возникла напряженная улыбка. Он выбросил пару травинок, а потом сорвал пучок армерии. Ее крошечные розовые лепестки уменьшились после сухого лета. Он встретился со мной взглядом.
– Эви, ты же знаешь, что мне безралично мнение моей матери, отца или кого-то еще о тебе.
– Знаю, – сказала я, потому что знала. Хотя я была достаточно молода, чтобы думать, что
