Я поднимаю голову и сажусь на своем смертном одре. Меня охватывают радость и удивление. Щупальца блестят. Морской царь наблюдает за этим, крепко сжав челюсти. Мужчина изо всех сил старается скрыть свое удивление, но я замечаю панику в его глазах.
Я не мертва. Я цвету от сил. Впитываю все вокруг нас. Я открыла вену, ведущую к тому, что оставил морской король. И он это понимает.
– Солдаты, стройся! – приказывает он, отрывая от меня взгляд.
Генералы-полипы повинуются. Выбора у них нет. Они – марионетки без ниточек. Даже Алия. Даже Анна, которая явно сопротивляется его приказам. В глазах девушки безумие, замешательство; чувство, что ее предали. Она действительно считала, что заслужила свободу.
Мне немного ее жаль. Все, что Анна совершила ради этого, делалось во имя независимости и желания самой управлять, стать хозяйкой своей судьбы. Все сработало не так, как она надеялась. Предательство не окупилось, как обещали.
Морской царь ставит девушек впереди. Алия первая в сверкающей, как у отца, короне. Затем следует Анна, потому что должна.
– Ничего еще не кончено, морская ведьма. – Его голос становится громче, когда король вместе с солдатами покидает мое логово. Всего через пару минут начнутся первые выстрелы войны.
С его уходом все затихает. Шумит только шторм морского царя наверху. И я отвечаю ему:
– Нет, не кончено.
***Я подплываю к перевернутому котлу, ставлю его прямо и изучаю содержимое. Бо́льшая часть моей сыворотки пролилась в море. Однако немного все еще виднеется на изгибах котла.
Дорогая Урда, пусть этого будет достаточно.
Я зажигаю огонь. Содержимое начинает кипеть. К лицу поднимается пар.
Когда все разогрелось, я снова прокалываю кожу на груди – в этот раз над сердцем. Кровь ручейком стекает в котел. После дюжины капель я опускаю туда левую руку с блестящим кольцом Ника на пальце.
Содержимое должно гореть, но этого не происходит. Вместо этого тепло летнего дня поднимается по руке. Оно окутывает сердце сладким, сочным воспоминанием о настоящей свободе, гордых принцессах и песчаных замках; днях, определяемых приливами, а не титулами, обязанностями или секретами.
Ослепляющего света нет. Ни вспышки дыма. Ни обжигающей, освобождающей боли, которую нужно просто пережить. Нет. Это больше похоже на поворот ключа. Я не изменилась. Щупальца все еще свернуты подо мной. Легкие все еще ищут кислород в воде, чтобы поддерживать меня. Сердце бьется и подскакивает из-за того, что случилось и чему предстоит случиться.
Но я свободна.
Я несусь к границам своего логова без колебаний. В этот раз я не врежусь в крепкую стеклянную стену в том месте, где серость моего дома перетекает в голубизну открытого океана. Впервые за полстолетия я могу уйти.
Я быстро плыву в открытый океан в поисках морского царя и его генералов, пока еще не поздно.
Море неспокойное. Ветер наверху разрывает не только поверхность воды. Вода наполнена черноглазой рыбой, которая плавает брюхом вверх из-за какой-то магии морского царя. Он не только готов отправить свой народ на самоубийственную миссию, но и способен убить всех существ под водой в погоне за властью.
Я плыву быстрее, пока в горле не появляется вкус крови. Сердце колотится, а легкие сжимаются. Мышцы горят, но дорога впереди ясная. Я следую за их магией, будто это самый сильный поток в океане.
Впереди вдалеке мерцает свет полуденного неба над морским королевством. Замок вздымается шпилями и рифами коралла и песка. Все блестящие вещички под водой приклеены к его стенам. У подножия замка сгрудились дома, отделенные от аристократов акрами садов. Эти сады соединены друг с другом ровными дорожками из песчаника и жемчужин. В полночь сад в виде солнечных часов покрыт лианами, увядшими и почерневшими.
Сад Руны – рикифьоры. Все они погибли.
И вот там собрались генералы-полипы. Над ними сеть мин. Полипы достаточно длинные, чтобы взорвать бо́льшую часть замка – ведь обломки упадут на дома внизу.
Он сошел с ума. Совершенно.
Я плыву быстрее.
– Не делайте этого, Ваше Величество! – кричу я – как ему и его генералам, так и спящим внизу людям. Они должны знать правду, помимо той, что скормил им правитель. Я буду кричать изо всех сил, пока все не поймут, какой он слизняк.
Морской король поворачивает свою золотую голову. На его лице снова отображается искреннее удивление. Внизу окна вспыхивают светом. Граждане просыпаются. Да, пожалуйста, проснитесь. Пожалуйста, узрите своего короля.
– Не взрывай мины! Твой народ пострадает!
В окнах и на балконах начинают появляться сонные лица. Их взгляды направлены на нас.
Они должны не просто увидеть. Я все сообщу им. Громко.
– Ваш царь…
Взрыв разрывает мои слова и море. Вода несется во всех направлениях.
– Tjald! – кричу я. Зеленый свет цвета травы вырывается из кончиков моих пальцев и несется прямо в массивную тучу обломков. В мгновение ока купол из света натягивается и прогибается под весом взрыва, поймав массивные обломки и удерживая тяжесть. Сила бомбы растворяется.
Полагаю, один из генералов-полипов не только установил штуку, как и было приказано, но и случайно спровоцировал ее прикосновением. Как бы это ни произошло, морской король понял: в эту игру могут играть двое.
– Магия морской ведьмы спровоцировала мину! Посмотрите на нее! Все еще можно увидеть доказательства! – кричит царь, будто на нем нет золотых доспехов и короны; словно он только что вылез из кровати и героически помчался спасать мир. – Я их отключаю.
Это слабый поток вранья. Но когда ты в этом опытен, он срабатывает. Я не стану отвечать. Вместо этого я хочу убедиться, что король не сумеет в этот раз по-настоящему навредить жителям.
– Gœddalauss! – кричу я и лишаю все мины взрывной силы. Делаю их пустыми.
– Стой! – кричит морской царь. Вместо заклинания он выкрикивает приказ двум ближайшим солдатам.
– Sœkja!
Они повинуются. Их глаза пусты от слепой решимости. Они были воинами в первой жизни. Хоть солдаты и лишились оружия, но не навыков.
Но и у меня есть навыки.
– Sjoda!
Густой, бурлящий, кипящий и обжигающий поток воды несется навстречу спускающимся солдатам. Он бьет по их мраморно-белым телам с яростью, сразу же обжигая их голую кожу. Я точно не знала, произнося заклинания, почувствуют ли солдаты-призраки боль. Теперь вижу ответ. Пара из них отшатывается назад, будто деревья под летним штормом. Они не издают ни звука, когда их гладкая кожа покрывается пленкой из волдырей и ожогов.
– Gœdalauss! – трижды выкрикиваю я, разоружая
