Между тем, на помосте началась длинная речь о коварном убийце и справедливом наказании, в исполнении стражника. Осужденный было попытался что-то рыкнуть, но вышло совсем не понятно. Несколько ощутимых ударов заставили лесоруба смолкнуть.
– Нам нужно чудо, – грустно улыбнулся Фил.
– Поподробнее, – архимаг досадливо посмотрел на заплакавшую демонессу.
– Да какие тут подробности? Жахни молнией в момент казни, вот тебе и знак с небес.
– С чистого неба? – ворчливо спросил архимаг, но сам уже наклонился над землей и принялся вычерчивать рунный круг.
– Спасибо, – всхлипнула Аркадия.
– Подумать только, архидемон и темный уговаривают меня спасти невинную жизнь! – пробурчал в ответ дед, рисуя очередной контур.
Как же надоели ему эти архаичные костыли с узорами на земле, но иные пути пока что были закрыты – только через преобразование сырой силы мира в контурах многогранных фигур. Слишком слаба была энергетика юных тел, слишком мало готовой для применения магии могла хранить, а ведь основной ее максимум как раз таки нужен для активации эфирной конструкции, и куда меньшее число – на поддержание. Было бы все иначе – проблем стало бы куда меньше, а на банальную молнию не пришлось тратить целый десяток минут.
К моменту, когда вокруг фигуры архимага была завершена прихотливая – все таки воздух, иначе нельзя – фигура, на помосте завершил свою речь старик-староста. Представители власти скромно отошли в сторону, уступая место еще одной персоне – на этот раз обнаженным торсом, с маской из мешка с прорезями. Впрочем, анонимность палача была вполне условной, так как из толпы его то и дело подбадривали по имени. Вместе с собой, палач затащил на сцену массивный и довольно высокий табурет, приладил его под виселицу и что-то шепнул осужденному. Фраза, по видимому, возымела эффект – лесоруб сам поднялся, нагнул голову и не стал сопротивляться затянутой петле.
– Теперь он его спрыгнуть уговаривать будет? – с интересом произнес архимаг.
– Да в первый раз вешают, наверно, – хмыкнул в ответ Фил, – где-то слышали, что-то видели, а как организовать – не знают.
– Вы будете его спасать или что? – топнула ножкой Аркадия.
– Любой ваш каприз, – ответил дед, зажал уши руками и слегка приоткрыл рот, словно в зевке – остальные поспешили повторить за ним нехитрые действия, закрыв глаза вдобавок – архимагу же придется ударить точно, дабы чудо действительно выглядело чудом. Благо, цель неподвижна – горе-палачи действительно принялись упрашивать лесоруба оттолкнуть массивный табурет в сторону, так как выбить его самим никак не получалось.
Ослепительная вспышка чувствовалась даже сквозь ресницы, оглушительный грохот заставил присесть, даже не смотря на то, что его ждали – уж слишком громко и слишком рядом ударила молния.
Аркадия проморгалась, потерла ушки руками и с удовольствием посмотрела на эшафот – рядом со сценой лежали вповалку люди, кричали женщины, стонали задавленные, кто-то бил обидчику морду, но не это главное – на деревянной конструкции потряхивал головой целый и живой лесоруб, с ошейником из остатков палаческой веревки, кончик которой все еще дымился, но, к счастью, не горел. Еще один огрызок веревки догорал на самом верху виселицы, вместе с ней самой. Представители власти мало чем отличались от людей обычных, вот только падать им было на два метра выше – скатились с помоста на землю, оглушенные.
– Вот оно – мастерство, – со значением произнес архимаг.
На импровизированную трибуну тем временем вскарабкалось новое действующее лицо – в бежевой сутане, с медным треугольником-медальоном на цепочке поверх широкой груди.
– Духовенство, как по заказу, – довольно прокомментировал дед.
Фил не решался вставить слово, не желая испортить триумф старшему родственнику – уж больно лицо у того было счастливое.
Духовенство действительно не подвело и выдало жаркую проповедь на целых шесть минут – ровно до того момента, как другие представители власти не опомнились. На фоне горящей виселицы смотрелось особенно эффектно – да и не нужны тут декорации, когда народ поражен в самые глубины души произошедшим, стоит на коленях и готов проникнуться чем угодно – только говори.
Опомнившись, главный стражник, как это принято в искусстве спора, все-же перекричал церковника и вытеснил на край площадки. Еще три минуты он, староста, палач и двое помощников, тушили виселицу. Еще минуту пытались найти замену веревке. В итоге стражник плюнул, обнажил меч и замахнулся на лесоруба – тот никуда и не собирался убегать, так и сидел себе, мотая головой – пытался выгнать гул, что набатом бил в ушах.
Еще одна вспышка ударила по глазам – на этот раз бело-розовые круги пошли и у Фила с Аркадией, о новом ударе их не предупредили.
Когда маги смогли проморгаться, со сцены исчез глава стражи, но добавился хорошо прожаренный, дымящийся кусок мяса и почерневшая полоска стали рядом. Через мгновение еще один удар молнии заставил людей прижаться к земле – на этот раз досталось старосте.
– Что два раза ходить? – ответил архимаг на вопрос в глазах внука.
Уже без конкуренции, духовник продолжил стихийный митинг о каре за несправедливый суд. Народ гудел одобрительно – мол, лесоруба все знают, не мог он. Что мешало добрым селянам вступиться за сельчанина часом раньше – оставалось загадкой.
Дети затерли следы магической фигуры и безо всяких препятствий пошли к сцене – где-то там должна быть их мама, она же – будущий мостик между двумя семьями – не особо нормальной архимагической и вполне нормальной – покалеченного лесоруба.
Мама нашлась рядом с фигуркой заплаканной девушки – женщины прижимались друг к другу и самозабвенно рыдали, не обращая внимание на окружающих.
– Вечером? – кивнул на них Фил.
– Вечером, – ответил архимаг, прекрасно понимая, что в женскую истерику лучше не лезть.
– Рано мы пентаграмму стерли, – как-то грустно произнесла Аркадия.
Со стороны «замка» барона уже вовсю неслись конные. Десяток воинов выглядел грозной силой – копыта поднимали пыль огромным плащом позади них, блестел металл, гордо смотрели в небо острия слегка наклоненных вперед копей.
– Что хочу сказать – мы старались, – пожал плечами архимаг.
Всадники остановились возле эшафота, некоторое время прислушивались к речи пастыря, о чем-то между собой поругались, после чего вперед выступил один из них – самый представительный и, видимо, авторитетный – этого авторитета, свисающего впереди живота, у него было куда больше, чем у остальных.
– Любимый народ! – гаркнул он, выехав впереди сцены – люди благоразумно уступили ему дорогу, – Наш глубокоуважаемый, справедливый, мудрый, смелый, храбрый и великий барон, рассмотрев дело пристально, с присущей ему справедливостью, мудростью, сме… умом, повелевает! Не виновен! – гаркнул он последнюю фразу, как самую важную, – Барон велел оправдать! А виновные наказаны самими богами! Как вы все видели!
– Приятно то как, – фыркнул архимаг.
– Всем веселиться в день чудесного знамения! – гаркнул он повторно.
Толпа ответила ему довольным ревом, словно для веселья нужна была команда
