«Живи так, словно ты уже мёртв», — учили самураев. А я мог жить не «словно». И какие-то бонусы мне это давало.
— Нет, — сказал я. — Всё будет не так.
Мама замерла, приоткрыв рот. Да, мне было её жалко. До слёз жалко, но слёзы я проливать себе не позволил. Мама допустила чудовищный тактический просчёт.
На работе однажды был случай — я взял из кассы аванс, в довольно крупном размере, не спросив начальство. Когда Даня — директор наш — это обнаружил (редчайший случай, обычно прокатывало), попросил объяснить, почему я не спросил разрешения. И я ему совершенно спокойно сказал: «Потому что если бы я спросил, то ты мог бы сказать „нет“. А мне „нет“ не нужно, мне нужны были деньги. И я бы всё равно их взял, но это было бы уже прямым непослушанием. Согласись, ты бы психанул куда сильнее, и это бы уже тянуло на штраф».
В тот день мы с ним оба получили важный урок и разошлись в разные стороны, сохранив лицо. Собственно, не будь фирма мне должна порядка пятидесяти тысяч, всё могло бы сложиться иначе, но это детали. Главное, что Данил понял: если ты чувствуешь, что не контролируешь чего-то, не надо на это кидаться, рыча и брызжа слюной. Лучше сделать шаг назад и хотя бы вполглаза смотреть, как оно там болтается, в неких условных границах.
Обычно взрослые люди такие вещи понимают. Мама — нет. Она до последнего пыталась подавить родительским словом. Снова и снова, с маниакальным упорством человека, хлещущего сдохшую лошадь. Не понимая, что одни и те же методы воспитания не могут одинаково работать на семилетке и на без пяти минут тринадцатилетнем обалдуе, у которого уже в полный рост формируется взрослое мышление.
— Сейчас ты отдашь мне письмо, — сказал я. — Я выйду с ним из дома. Брошу его в ящик на площади, потом дойду до статуи на углу посёлка и встречусь там с Катей. Потом мы с ней прогуляемся до плотины и обратно. И я вернусь домой. Полагаю, до десяти буду дома.
Я знал, что будет дальше. И пусть мне было мерзко, пусть противно, досадно на самого себя, но всё же не так чтобы чересчур.
Мама молча швырнула письмо на скамеечку под зеркалом, развернулась и ушла в комнату.
«Мам, — заканючил бы я прежний. — Ну ма-а-ам, ну чего ты? Прости, слышишь?»
Этого она ждала. Двухчасовой сцены «блудный сын просит прощения, про**ывая все свои планы».
Я подобрал письмо. Сунул его во внутренний карман. Потом отпер дверь, шагнул в подъезд и выдохнул, когда щёлкнул захлопнувшийся замок.
— Говно ты, Сёма, — прошептал я. — Говно.
Я бросился вниз по ступенькам. Тремя пролётами ниже тусовался Лёха с корешем.
— Э, курить есть? — «наезжательным» голосом спросил кореш.
— Не, бросаю, — ответил я, не сбавляя ход. — Лёх, тема есть, я завтра зайду?
— А? — вслед мне удивился Лёха. — Чё? Ну заходи…
Я выскочил из подъезда и, не колеблясь ни секунды, повернул налево. Не успевал я уже на почту. Может, и успевал, конечно, но решил не рисковать. Ни часов, ни телефона, чтоб позвонить, объяснить… Вот и бежал, как мальчишка на свидание…
Срезал дворами. Причём, опасными такими дворами, в здравом уме никогда бы там не пошёл — там вечно компании громогласные собирались. Сейчас было не до того. Я ведь обещал Кате, что опоздаю только если сдохну. Так что нарваться сейчас на какую-нибудь гопоту было бы даже большой удачей.
Но во дворах не было никого вообще. Посёлок молча погружался в сумерки.
Я выскочил на дорогу перед статуей и мысленно выругался. Пусто! Ну что за дерьмо-то, а? На сколько я опоздал? На минуту? Две? Куда она успела уйти? Я покрутил головой. Собственно, два пути. Ни там, ни там — ни души. Бегом, что ли, убежала? Злорадно хихикая, или размазывая слёзы.
— Зашибись, Сёма, — выдохнул я и уселся на пьедестал. Холодный и не сказать, чтоб очень чистый. — Ты опять всё просохатил. Или тебя просто продинамили. Теперь ни болта, ни Кати, ни даже пачки сигарет. Значит, всё хреновее не придумаешь на сегодняшний день. И с мамой зря поссорился, и письмо не отправил… Хотя письмо-то можно и сейчас отправить, времени теперь навалом. Можно даже до плотины прогуляться. И ка-а-а-ак е**нуть с моста в пенную пучину! Главное — башкой, чтоб разбиться, потому что тонуть — неохота. Я ведь плавать умею, барахтаться стану. Это так всё затянется… Да вода ещё хо…
Я не договорил, потому что в этот самый миг две прохладные ладошки закрыли мне глаза.
— Рыбин! — воскликнул я, не скрывая радости. — Ты?!
— Ага, — хихикнула на ухо Катя и басом добавила: — Э, слышь, деньги давай!
22
— А на хрена нам эта плотина? — спросил я, остановившись, когда мы углубились в лес.
В лесу было темно и немножко неуютно, а на обратном пути будет ещё хуже.
— Честно говоря, не знаю, — ответила Катя. — Просто хотелось уйти из поселка.
— Ход твоей мысли мне нравится, но плотина — однозначный фэйл. Вода гремит, холодно, ветер, да ещё наверняка куча всяких влюбленных идиотов обжимаются и сосутся. Мы будем смотреть на них и думать, должны ли вести себя так же, или у нас пока другая стадия отношений, пытаться угадать мысли друг друга, бесконечно задаваясь вопросом «А что, если?..», потратим на это бездну своей молодой энергии и в результате всё равно будем дураками. К тому же замёрзшими.
Смотреть, как Катя смущается, можно было бесконечно. Жаль только темно, а то ведь она покраснела наверняка.
— Ты так говоришь, как будто уже много раз…
Она не договорила. Хотела, наверное, сказать что-то вроде «много раз на свидания ходил». Ну, почти угадала, чего уж. Хотя не так уж много. Первых свиданий в моей жизни было… Сколько? Пять, что ли. И все — в людных местах. И всегда это было вот примерно такое мозго**ство. С возрастом, конечно, чувства притупились. С Дашей, вот, первое свидание вообще на ура прошло. Но там… Там жизнь сама по себе более солнечной была, а сейчас кругом серость и мрак. В такой обстановке важнее всего сохранить себя и друг друга.
— Я хочу научиться полностью тебе доверять, — сказал я. — И хочу, чтобы ты мне доверяла. И поэтому… Поэтому, наверное, сегодня я тебе всё расскажу. Если ты захочешь дослушать.
Катя по-детски шмыгнула носом. Я грустно улыбнулся. Пусть и взрослая, но — ребенок. И сейчас я на неё вывалю самосвал говна… С любовью, Сёма.
— Расскажешь, почему ты стал такой? — спросила она.
— Точно.
— Честно?
— Ещё бы.
— А куда мы пойдём?
Я огляделся. Лес да лес кругом… Что тут вообще есть? Плотина, стрёмный стадион, гаражи с собаками, огороды с собаками, нерабочий каток, заброшенные детские
