Из серого, пустынного и совершенно безликого пейзажа создано было столь же унылое поначалу здание, бледное и полупрозрачное, со временем превратившееся в фабрику и наладившее выпуск отвратительных или попросту странных товаров – как бы выказывая гротескный воинственный протест. В какой-то момент, словно бросая вызов, здание заалело от бурлящего внутри гнева. На первый взгляд «Красная цитадель» могла бы показаться прекрасным дополнением к окрестным пустошам – композиционно она вносила в пейзаж уникальность и живописность, что только подчеркивало прекрасную сущность их обоих. Однако на самом деле между ними зрела глубокая и невыразимая вражда. Были предприняты попытки возвратить «Цитадель» к бесформенным истокам. Тут я ссылаюсь на демонстрацию силы пустошей, что привело к испарению всего технического оснащения фабрики. Все три ее этажа вычистили – искоренили оскорбительные средства производства новинок. Та часть «Цитадели», что возвышалась над землей, была обречена на запустение.
Но даже если бы оборудование «Красной цитадели» не испарилось, полагаю, в том или ином виде погост под землей рано или поздно возник бы все равно – производство стало ощутимо к этому тяготеть, судя по самым поздним моделям товаров. Машины устаревали по мере того, как болезненная мания фабрики обострялась, приобретая все более экспериментальный и даже метафизический характер. Я уже упоминал, что на надгробиях подземного фабричного кладбища не читалось ни имен, ни дат рождения-смерти. Это подтверждали многочисленные свидетельства горячечных безумцев. Причина такой анонимности захоронений становится абсолютно очевидной при одном лишь взгляде на эти тесно подогнанные друг к другу и упакованные в фосфорическую мглу плиты. Ни в одной из этих могил, по сути дела, не был захоронен кто-то, чье имя и даты жизни требовали бы упоминания на надгробиях. Да и захоронениями назвать их было нельзя – они не служили умершим последним покоем. Совсем наоборот – могилы те носили совершенно экспериментальный характер, ведь из них надлежало подняться в жизнь новейшим творениям «Красной цитадели».
С самого начала своего существования в качестве производителя ошеломительных новинок фабрика занималась созданием того, что стало известно как «гиперорганизмы». Эти новые творения носили все более эксцентричный характер, воплощая еще большую степень отрыва «Красной цитадели» от безликой серой пустоты, которая ее окружала. Как ясно из самого их названия, «гиперорганизмы» выказывали два полярных и самых важных свойства органической природы, конфликтующих между собой: с одной стороны, они демонстрировали потрясающую живучесть и энергичность во всех своих проявлениях, а с другой – в тех же сферах оказывались подвержены неумолимой деградации. Говоря проще, на всяком таком гипер-организме, сочащемся жизненной силой, все равно виднелось глубоко оттиснутое клеймо угасания. В согласии с традицией ошеломленного безумия, чем меньше будет сказано об этих отпрысках порождающих могил или подобных им созданиях, тем лучше. Я сам ограничился лишь состоянием агрессивного размышления, когда дело касалось сладострастных черт гиперорганических феноменов, производимых на подземном кладбище «Красной цитадели». Хотя мы можем обоснованно предположить, что этих существ нельзя было назвать красивыми, мы не можем знать наверняка всех их тайн и механизмов: не можем знать, как они двигались в туманном мерцании своего подземного мира; не знаем, могли ли они дергаться или потрескивать; не знаем, какие звуки издавали или какими органами; как могли выглядеть, неловко появляясь из густой тени или прислоняясь к безымянным надгробиям; через какие трепещущие стадии мутаций они совершенно точно прошли, коли их личинки зародились на бесплодной земле кладбища; какие жидкости и вещества производили или выделяли их тела; как они реагировали на обезображивание своей формы, совершенное по экспериментальным или же откровенно варварским причинам. Часто я раздумываю о том, какие отчаянные усилия эти безмозглые чудосоздания прилагали, отрешаясь от своих погостных истоков, суть которых они никогда не постигли бы. Вряд ли они до конца осознавали, с какой целью были созданы, зачем покинули свои гробницы-инкубаторы и каков был замысел «Цитадели» в их отношении.
И ничего удивительного не вижу я в том, что производство гиперорганизмов продлилось недолго. Вскорости на фабрику обрушилась вторая волна разрушения. В этот раз одним окончательным стиранием машин в цехах не обошлось: над «Цитаделью» учинили нечто гораздо более жестокое. Разрушительные силы хлынули на подземное кладбище – к тому времени три верхних этажа обветшали и более напоминали руины. Сведения о том, что осталось от погоста, доступны моему сознанию лишь в виде дрожащих и искаженных отголосков, снедаемых помехами распада. Считается, что уничтожение инкубаторов для гиперорганизмов послужило кульминацией, если не финалом затяжных военных действий между «Красной цитаделью» и серым опустошенным ареалом, наступавшим на нее со всех сторон. Казалось, подобное сокрушительное вторжение положило деятельности алой фабрики конец.
Тем не менее поговаривают о том, что она продолжает функционировать и поныне, невзирая на статус безмолвной руины. В конце концов, исчезновение оборудования, что выпускало бесчисленное количество новинок на самом трехэтажном заводе из красного кирпича, и последующее устаревание сложной системы туннелей первого подземного уровня не помешали фабрике продолжить тайную работу другими изощренными способами. Работа на втором подземном уровне (кладбищенском) какое-то время шла без помех. Но последующее жестокое уничтожение этих плодотворных и затейливых могил вместе с их продукцией, кажется, положило конец индустриальной истории «Красной цитадели».
Поговаривают, что ниже яруса с разоренными погостными инкубаторами есть еще один, минус-третий этаж – возможно, лишь стремление к симметрии и жажда композиционного равновесия породили эти слухи, обеспечивая своего рода гармонию, совершенные пропорции: если три этажа над землей, то и под землей – три, что наверху – то и внизу. На этом этаже, если верить слухам, саботаж против серой стерильности не утихает по сей день, выражаясь в новых причудливых органических формах. Процесс это кипучий, изменчивый, хаотичный и гневный – как и всякая тайная или явная жизнь. Но то, должно быть, лишь слухи.
Сдается мне, я рассказал слишком
