Девушка заставила себя улыбнуться. Она не была так уверена.
– Сколько здесь Диких? – спросила Лина, отпив воды.
– В городской системе храмов живут пять тысяч магов, и только сорок из нас прибыли сюда Дикими. Остальные прошли обряд «Воссоединения» при первых проявлениях магии.
Лина медленно кивнула. Сорок. Не так уж много – вдвое меньше, чем Хранителей в Княжеском лесу. Но это уже что-то. Ей становилось легче от мысли, что в городе жили и другие Дикие, как она и Эмрис. Ей нравилось ощущение близости к «нормальному» человеку. Хранители жили в изгнании и под пристальным контролем. Так что обычное недоверие – на самом деле роскошь. Но достаточно ли этого?
– Констанция… Она тоже была Дикой, – тихо сказал Эмрис. – Она первая, кто за целый век прибыл сюда из Княжеского леса.
– Ты… знал ее? – надавила Лина. – Я имею в виду до того, как она совершила… свое преступление?
– Она занималась некромантией, – прошептал он. – Констанция – некромантка. И да, я ее знал.
– Что это значит?
– Некромантия – это магическое искусство Хаоса, связанное со смертью.
Лина нахмурилась и хотела уже попросить, чтобы Эмрис рассказал ей поподробнее, когда вдруг на его лице отразилась боль, которая исчезла так же быстро, как и появилась.
– Когда выяснилось, что на самом деле она изучала… Все сразу изменилось, – продолжил он. – Дело в том, Лина, мы с Констанцией… Мы были близки. Сначала мы дружили, но потом возникли чувства.
Лина замешкалась и покраснела: ей стало неловко от его откровений. Она не могла представить, как это – испытывать близость. Да, Виго был женат и даже имел ребенка, но он являлся квалифицированным гробовщиком. Обычным Хранителям не позволяли прикасаться к людям, и уж тем более жениться и выходить замуж. А чтобы стать квалифицированным гробовщиком, требовалось много лет, ума и опыта, нужно было сдать все тесты. Лина никогда не рассматривала отношения как часть своего будущего.
«Мы не обо мне сейчас говорим», – напомнила себе Лина.
– Мне жаль, – после недолгого молчания слегка сухо ответила Лина. – Должно быть, это было ужасно, когда она совершила преступление.
Эмрис, казалось, не заметил ее неловкость и печально покачал головой.
– Да, действительно ужасно. Я знал, что она не похожа на остальных. Я думаю, мы сошлись, потому что оба знали, каково быть человеком, которому не доверяют. – Он взял паузу и вздохнул. – Но обернулось так, что она оказалась еще сложнее, чем я мог предположить. На самом деле я совсем ее не знал. – Охотник повернулся к Лине с просветлевшим лицом, как будто выговорившись, он снял груз с души. – Пойдем. Давай попробуем еще раз.
12
Последние обряды
Гонг.
Низкая басовая нота зазвучала в центре груди Констанции. Она повернулась во сне, брови ее дернулись. Под веками дрожали кошмары.
Гонг.
Грозовое облако. Раскат грома и прилив невыносимой боли. Тошнота. Прикосновение обжигающего металла к коже руки. Она пыталась закричать, но изо рта вырывался лишь стон.
Гонг.
Разбитое тело отца в луже крови. Отец. Мысль разбудила ее, и Констанция резко села. В постели она лежала одна, простыни рядом остыли. Теперь ей тоже стало холодно. Ксандер ушел. Какой странный сон.
Гонг.
И тут она вспомнила: колокол усопших. Похороны отца. Она опаздывала.
Констанция вскочила с кровати, ощутив вспышку гнева, что никто ее не разбудил и она не проснулась раньше. На нее это совсем не похоже: она никогда не спала допоздна.
Надев чистую одежду и серый плащ с мехом, она пристально взглянула в зеркало.
«Что за кошмар».
Под глазами появились синяки. Собрав волосы в тугой пучок, она брызнула на лицо вчерашнюю воду. Сегодня маской она не пользовалась – это было бы неуважительно.
Взяв трость, Констанция быстро направилась вниз по лестнице во двор. Толпа уже собралась в зале. Все оделись в свои лучшие мрачные, но богатые одеяния. Их роскошная одежда странно смотрелась на фоне бледных лиц и опухших глаз.
Ксандер столкнулся с Констанцией возле двери и нежно положил ей руку на правое плечо.
– Я беспокоился. Я думал, что сделаю тебе одолжение, если позволю поспать, но…
– Все в порядке, – ответила она с едва скрываемым раздражением. – Я ведь здесь, не так ли? – Девушка притворно улыбнулась.
Ксандер сжал ее руку.
– Тебе лучше оставить меня, пока люди не начали болтать, – добавила Констанция.
На лице Ирвина отразилось понимание, и он, кивнув, занял место среди Мудрецов.
Констанция вошла в зал, и бормочущая толпа сразу расступилась. Проходя мимо людей, она кивала и старалась казаться величественной и неспешной, будто ей нельзя было появляться первой.
Она подошла к постаменту, установленному перед большими люками в центре зала. Шепот постепенно стих. Отец лежал в черных траурных одеждах. Ноги и руки его были выпрямлены, а грязь смыта с лица. Рану на голове скрывали черные повязки. Констанция подошла ближе. Она вздрогнула от воспоминаний о луже крови, впитывающейся в ее сапоги. Лицо герцога было бледным, как мрамор: скулы выступали, брови были нахмурены, рот застыл тонкой линией. Вместо глаз в глазницах стояли блестящие сапфиры и пристально смотрели в потолок. Он был совершенно на себя не похож. Отец не выглядел спокойным, он был в ярости.
На другой стороне платформы стоял Уинтон в темно-фиолетовом одеянии: сдержанный, молчаливый и очень бледный. Он неуверенно улыбнулся. Заметив дрожь его пальцев, Констанция ощутила укол вины: она вспомнила, что обещала зайти к нему, но так и не зашла. Ее отвлек… визит Ксандера. По периметру зала стояла бдительная городская стража. Короткие плащи караульных шевелились от легкого ветерка, проникающего сквозь открытую дверь. На священных церемониях оружие было запрещено, поэтому ремни стражников выглядели необычно пустыми. У входа в склепы ждали Хранители в сером одеянии с капюшонами, стоя на коленях с опущенными головами.
Церемония началась. Скорбящие в знаке почтения коснулись лбов, губ и сердец и принялись молиться. Слова казались знакомыми, но Констанция по-прежнему молчала и не двигалась. Она поклонялась другому божеству. Тем не менее, когда носильщики подняли разбитое тело герцога на простой деревянной доске и понесли к люкам, Констанция последовала за ними. Двери открылись, и в лицо ударил несвежий холодный воздух, который за последние пять дней стал настолько знакомым. Констанция взглянула на брата. Со слезами на глазах он смотрел вниз на темные ступени.
Зал внизу оказался глубоким и просторным. Покойных герцогов окружали прекрасные экраны, а жены и дети лежали сверху на саркофагах. Это место чем-то отличалось от подземного мира, в котором побывала Констанция после праздника. Тогда она была одна и освещала путь с помощью магии. Теперь же, в свете желтого факела, зал выглядел более живым.
