— Да будет так, — ответил он после долгого молчания. — Скажи мне то, что должен, Даро.
Мальчик растерянно взглянул на отца, на родных. Итари чуть улыбнулся:
— Идем в сад. Сегодня солнечно.
***
Тихий щебет, запах сладких духов и эхо звона колокольчиков наполняли верхний ярус коридоров в золотистом закатном крыле. У Найи во дворце было несколько подружек, Даро знал их лишь по именам. Мальчики посещали иные уроки — им делали упор на историю, точные науки и политику, а девочки в основном учились правилам этикета, тому, как вести большой дом, и искусствам, в соответствии с талантами и склонностями. Мальчики встречались с девочками лишь на уроках танцев, под строгим надзором наставников и учителей. Связи между ними не приветствовались.
Даро часто завидовал сестре: у него самого не случилось друзей. Лишь приятели и партнеры по занятиям на тренировочном дворе. Но среди сыновей лэров не было никого, с кем можно просто поболтать или пошептаться о чем-то в укромном уголке. Майнеш, после того, как Даро спас ему жизнь, мог считаться «спасенным братом» Даро и его семья выражала Наследнику благодарность при каждом удобном случае. Но и для правнука казначея Даро был, прежде всего, наследником Ронн, сыном Итари Онья, и это ощущалось в каждом жесте. Даро боги осчастливили тем, что у него по крайней мере была Найя, хоть с девчонкой и не получалось играть и дружить так, как с мальчишкой. Далеко не всем сказочно везло, как сыновьям Энсо, которые неразлучны с материнской утробы. Им-то всегда было с кем обсудить свои мысли и поиграть…
Даро видел, как ведут себя остальные мальчики: сверстники болтали друг с другом не затыкаясь, младшие играли все вместе, старшие парни разбивались на пары и тройки. Но никто не уходил с тренировок один, кроме Даро Онья. Отец говорил, что это участь любого наследника, у деда и у него самого дело обстояло так же. Первые друзья у отца появились только в академии, где Итари пять оборотов учился на отделении политики и внегалактических связей. Вне стен дворцов строгий этикет смягчался, общение и знакомства давались проще. Вернувшись домой, можно было поддерживать связь с друзьями по тахиосвязи, а главным спасением от одиночества становилась семья… Только когда она еще появится у Даро, эта семья?
Даро разведал по карте расположение портовых складов с белыми крышами. Место оказалось почти на другом конце столицы, а квартал Техников, где его чуть не избили, и вовсе у самой границы Ронн. Видно, он ничего не соображал тогда, если удрал в такую даль…
Ночь, проведенная в городе, стала самым жутким и прекрасным, что случилось с Даро за всю его жизнь. Спустя два шестидневья он решил попробовать выйти на улицы снова. И, быть может, встретить Риэ. В этот раз он подготовился: заказал себе неброскую темную одежду, положил в кошелек несколько мелких монет. Ненавистный браслет сунул в нагрудный карман — не так сильно мешает, и в случае чего помощь окажется рядом в течение тридцати капель. Еще Даро захватил с собой уми. Раньше на досках летали только над водой, но теперь разрешили использовать и в городах, если не превышать половины аш в две капли[2]. Новые уми делали такими компактными и легкими, чтобы можно было удобно носить за спиной.
Первое время Даро исследовал кварталы рядом с домом: район купцов Короны, Офицерский, разноцветный столичный базар — остров на пересечении двух крупнейших каналов — и возвращался пьяным от впечатлений. Впрочем, на учебу это не влияло: Даро осознавал, что малейший промах может стоить разрешения покидать дворец.
На третий день он добрался до порта. Там было много мальчишек из бедного сословия. Они бегали по поручениям, помогали рыбакам разделывать скользкие туши желтых морских роэгов, чье сердце было тем дороже, чем меньше времени проходило со смерти твари, или просто слонялись по берегу в надежде найти оброненную кем-то с верхней набережной монетку. Но Риэ Зунна среди них не было…
Полосатый забор, окружающий склады, оказался высоким, а ворота запертыми. Сильные порывы холодного ветра носили по пустырю у ограды мусор. Днем все выглядело совсем по-другому. Даро обошел ограждение по периметру и отыскал маленькую лазейку между двух погнутых прутьев. В ту ночь он не запомнил, как они попали внутрь, но других путей не увидел. Дождавшись сумерек, осторожно вошел, попытался сообразить, какой именно полукруглый купол стал пристанищем им с Риэ.
За углом послышался шорох, Даро замер, вжавшись в стену, и задержал дыхание. Робот-сторож подозрительно повел усиками, но, выждав несколько капель, все же отправился восвояси. Даро подпрыгнул и, уцепившись за нижнюю ступень лестницы, влез наверх.
Он приходил туда еще много раз, наизусть выучил маршруты гусеничных сторожей. Лежа на белой чешуе, смотрел в небо, на трассирующие следы космических кораблей, то и дело перекрываемые густыми рваными тучами. В один из самых холодных вечеров, когда с неба сыпалась мелкая ледяная крупа и с шуршанием катилась по энерговпитывателям, он услышал шорох на лестнице. Через мгновение рядом растянулся Риэ. Даро приложил ладонь к груди, приветствуя его, изо всех сил стараясь сдержать неожиданно острую радость. Риэ прижался к крыше, ловя тепло.
— Я тоже сюда заглядывал, — улыбнулся он, повернув голову, — думал: вдруг ты придешь. — Зардевшись, добавил: — Ну, мало ли… Захочешь, чтобы с тебя на этот раз уж точно шкуру в переулке спустили.
— Не спустят, — ухмыльнулся Даро, показывая пристегнутый к поясу раздвижной тонкий прут из упругого металла.
— Ого! — вскочил Риэ. — Дай попробовать!
— Тогда дай мне твой шест.
Вдоволь напрыгавшись по крыше, они свалились на белую чешую. От частого дыхания в воздухе расплывались облачка пара.
— Пить охота. Давай слезать.
Утолив жажду в уличном фонтане, мальчики оторвались от каменной чаши и встретившись глазами, отпрянули друг от друга и смутились.
— И часто гуляешь? — спросил Риэ после неловкой паузы. — Мне показалось, ты домашняя зверушка.
— Я недавно стал, — не обижаясь, возразил Даро. — Город интересный. Не всегда красивый или понятный, но… мне нравится.
— Ну если что, я часто бываю на закатном рынке электроники, — сказал Риэ. — Иногда получается кое-что продать… Приходи.
***
Риэ не спрашивал у своего нового приятеля о его семье. И дураку было бы ясно: между ними — пропасть. Незачем делать ее еще больше. Риэ и так наболтал о себе Высшему больше, чем нужно. То, что приговор отца не отпугнул Даро, до сих пор казалось Риэ чудом. Те, кто узнавал об этом, обычно делились на две категории: одни начинали заискивать перед Риэ, словно он перенял от Тока все