Что скрывает король, хотелось бы мне знать? Почему ему именно теперь так захотелось найти сына? Не месяц, не два назад — теперь?
Но естественно, настоящие мотивы его величества оставались тайной. Бог с ним, будем пока думать, что он просто заботливый отец.
Я надеялась, что этой ночью мне ничего не приснится. Сна как такового и не было: когда я провалилась в дрему, ко мне пришло воспоминание.
Голове было легко. Легко и холодно. Незнакомая рука, которая размазывала по моему виску какую-то крупитчатую кашицу, была очень осторожной, словно ее обладатель боялся причинить мне вред.
— Кто вы? — спросила я и не услышала своего голоса. Должно быть, это был не вопрос вслух, а мысль.
— Я Дамьен, — негромко ответили мне. Значит, я все-таки задала вопрос. — Не бойтесь. Кто бы ни сделал это с вами, тут он вас не достанет. Вы в безопасности.
Я открыла глаза и какое-то время не видела ничего, кроме плавающего огненного пятна. Светильник, стоявший на столе, озарял бедно, почти убого обставленную комнату, снаружи была непроглядная тьма, и по-прежнему шел дождь, стучал в узкое окно, похожее на бойницу. Человек, сидевший на краю кровати, ободряюще мне улыбнулся и произнес:
— Ну, вот. Медикус велел смазывать рубцы утром и вечером.
— Рубцы? — прошептала я и дотронулась до виска. — Какие… ах, да.
Я вспомнила все, что случилось в замке, и блаженное беспамятство отступило и исчезло. Голова была выбрита, и толстый рубец, покрытый мазью, ныл и чесался. Дамьен смотрел на меня с искренним сочувствием.
— Медикус велел сбрить волосы, — объяснил он и спросил: — Сможете сесть? Я должен смазать спину.
Спина, конечно… Я вспомнила, с каким лютым наслаждением Альфред вычерчивал на ней магические знаки — вот только обычно для этого используют кисть и тушь. А мой супруг выбрал тонкое лезвие, и вид крови, бегущей по моему телу, доставлял ему острое наслаждение.
— Попробую, — откликнулась я и, к собственному удивлению, сумела усесться на кровати. Дамьен переместился назад, осторожно развязал шнурки — на мне был белый балахон с завязками на спине, какие используют в лечебных домах.
— Тут почти зажило, — довольно сказал он, и я снова ощутила деликатное прикосновение его пальцев. — Как вас зовут?
— Вера, — промолвила я и назвалась девичьей фамилией матери: — Вера Анхельм.
— Вера, кто это сделал? — в голосе Дамьена отчетливо прозвенело возмущение и гнев. В носу защипало, и я едва слышно проговорила:
— Поверьте, вам лучше не знать.
В тот миг я дала себе слово, что никто и никогда не узнает о том, что произошло в замке до того, как Альфред вычертил на моем теле магические знаки проклятия, а затем вышвырнул из окна в реку. Он был в своем праве, он все сделал так, как и предписывалось древним обычаем. Мужчина обязан поступить таким образом, когда женщина нарушала брачные обеты.
А я ведь нарушила их.
Что было со мной до этого, никого не интересовало.
Глава 3. Квартал святого Стефания
Несмотря на всю свою мрачность, Приморская была самой обычной столичной улицей, и на ней, конечно же, располагался вполне пристойный ресторанчик сети «Луна и Кастрюля». В принципе, мне нравится эта идея. В любом городе королевства заходишь в такое заведение с кастрюлькой и улыбающейся луной на вывеске и можешь быть уверенным, что блюда окажутся одинаковы и по вкусу, и по качеству.
Девушкам из благородных семей положено завтракать овсяной кашей, джемом и подсушенным хлебом, но я заказала хороший ломоть мяса, обжаренную в масле картошку и целую гору овощей. День обещал много трудов и беготни, и я понятия не имела, когда удастся поесть в следующий раз. Официант едва заметно приподнял левую бровь, удивляясь моему выбору, с легким северным акцентом произнес:
— Сию секунду, миледи, — и быстрым шагом удалился в сторону кухни.
За что еще люблю «Луну и Кастрюлю» — тут не надо долго ждать.
Но приняться за завтрак я так и не успела. Едва официант поставил передо мной огромную тарелку, как кто-то вкрадчиво промолвил мне на ухо:
— Много кушаете. Фигура вам этого не простит.
Я обернулась, увидела Дерека Тобби, и аппетит исчез в неизвестном направлении.
Господин Тобби был министром департамента инквизиции, и некоторое время назад я готова была поставить голову против ночного горшка, что он содомит, причем пассивный. Невысокий, едва достающий мне до переносицы, стройный, с тонкими чертами лица, завсегдатай дорогих ателье и обладатель невообразимого количества дорогих шейных платков и бриллиантов, он был похож скорее на девушку, чем на мужчину, и производил обманчиво мягкое впечатление.
— И вам приятного аппетита, господин министр, — вздохнула я. Тобби сел напротив, задумчиво подпер щеку холеной ладонью и спросил так, словно я была его самой лучшей и драгоценной подругой:
— Как поживаете, Вера?
У него и одеколон был почти женский: мягкий пудровый запах пиона и шиповника, за которым едва пробивались нотки южного кедра, кожи и апельсина. Именно это и было самым жутким. Я прекрасно понимала, что легкомысленный щеголь, который занят полировкой ногтей, ни минуты не просидит в кресле министра.
Тобби сидел там уже три года и слезать не собирался.
— Вашими молитвами, Дерек, — ответила я. Он усмехнулся и спросил:
— Миерхольта нашли?
Я откинулась на спинку стула, стараясь сдержать усмешку. Похоже, вся столица знает, что я ищу Миерхольта.
— А что? — ответила я вопросом на вопрос. — Имеете что-то предложить?
— Он мне нужен, — Тобби пристально посмотрел мне в глаза и добавил: — Чем скорей, тем лучше.
В другое время я не стала бы с ним спорить — такие споры почти всегда выходят боком — но сейчас во мне так и забурлил дух сопротивления.
— Наймите кого-то другого, Дерек, я не единственный специалист в столице, — посоветовала я. — И я принципально не работаю с двумя клиентами по одному вопросу.
Движение левой руки Тобби было молниеносным: он подхватил нож и резким уларом вогнал его в столешницу между моими пальцами.
На мгновение в ресторане стало тихо, но почти сразу же и официанты, и немногочисленные посетители решили сделать вид, что ничего не заметили. Я осторожно раздвинула сомкнутые пальцы — ни царапинки, хотя на миг показалось, что удар Тобби оттяпал мне средний палец. Не оттяпал. Стараясь выглядеть невозмутимо, я с заметным усилием вытянула нож и принялась нарезать мясо — все-таки я пришла сюда завтракать.
Да. Пожалуй, я больше не буду удивляться тому, что этот франт сидит в министерском кресле. Под мягкой овечьей шкуркой скрывался матерый волчара.
— В следующий раз, — почти ласково произнес Тобби, — я этим ножом вырежу глаз вашему приятелю, милому переплетчику. И заставлю вас этот глаз скушать. Ну а что сделать лично с вами… — он задумчиво возвел глаза
