Он прервался, чтобы сделать глоток из бокала с водой. Вина лейтенант не пил.
– …Но если учесть время в заморозке… Боги моих отцов, прошло уже больше двух столетий!
– Целых два столетия? – По другую сторону стола Валка едва не подавилась куском фаршированного перца с привозным козьим сыром. – Вы, наверное, шутите.
Я же решил, что она сосредоточилась не на том числе – на двухстах вместо восемнадцати. Вероятно, он был палатином или патрицием такого высокого положения, что разница терялась. Внимательно наблюдая за ним, я не обнаружил рубцов, подобных тем, что обезобразили кожу канцлера Огир, или Гиллиама, или суровой дамы Камиллы, что сидела между графом и его супругом. Волосы его, не тронутые сединой, были цвета жженого дерева, а серые стальные глаза улыбались чаще, чем казалось. На самом деле ему могло быть и сто лет, но выглядел он не больше чем на двадцать.
Бассандер почтительно наклонил голову с бритыми висками:
– Нет, мэм.
Сидевшая рядом с Валкой факционарий – крупная бульдогообразная женщина – положила унизанную кольцами ладонь на предплечье доктора.
– Имперские офицеры обычно проводят много времени в заморозке.
Она наклонилась вперед, задержав ладонь на руке Валки – это не ускользнуло от внимания ее бледной миниатюрной супруги – и продолжила:
– Бравому лейтенанту остается лишь радоваться тому, что он не новобранец. Знаете, наши легионеры служат по двадцать лет. И это только срок активной службы, не считая времени, проведенного в фуге.
Бассандер Лин признал это замечание справедливым.
– Я был знаком с одним центурионом, который поступил на службу еще в правление императора Аврелиана Третьего.
– Это же было тысячу двести лет назад! – потрясенно произнесла факционарий.
В это же время Валка прошипела сквозь зубы по-пантайски:
– Anaryoch.
«Варвары».
Она не смотрела на меня, но я сочувственно улыбнулся ей. Переход на пожизненную службу произошел совсем недавно. Прежде легионеров вербовали на двадцать лет. Некоторые из них служили по четыре срока. Многие палатинские дома возражали против этого изменения. И я бы тоже возражал, будь у меня выбор.
Как я позже узнал, Валка пришла в ярость. Ее народ вообще отказался от постоянной армии, полагаясь при поддержании шаткого мира на свои внушающие ужас технологии. Угроза аннигиляции планеты – или взаимного уничтожения – держала кланы в узде. Для Валки возможность гибели всех людей казалась предпочтительней реальной смерти одного человека. Я с пониманием относился к ее взглядам, хотя это и было варварством.
Факционарий рассмеялась, убрала руку с предплечья Валки и положила на колено своей жене.
– Думаю, служба в армии – работа для мужчин. Вы со мной согласны, лейтенант?
Лейтенант Лин промокнул лоб салфеткой, вероятно задумавшись над вопросом:
– По своему опыту могу сказать вам, мэм, что служба – это работа для солдат.
Словно желая подчеркнуть значимость своих слов, он сделал еще глоток с поразительным изяществом, дающимся долгой практикой. Затем сам же нарушил молчание, повернувшись к Валке:
– Если позволите, мэм. Судя по акценту, вы тавросианка?
Валка забросила выбившуюся прядь волос за маленькое ушко.
– Да.
Ухватившись за эту возможность сбежать от факционария и ее неловких вопросов, лейтенант сказал:
– Однажды мой корабль арендовала тавросианская компания. Для рейда на Матуран. Жаль, что я не смог лучше провести то время, что находился там.
Этот эпизод тавросианской истории был мне незнаком, и я уткнулся в тарелку, не видя возможности тактично вступить в разговор.
– Что привело вас на Эмеш, миледи?
– Доктор, – спокойно поправила Валка, вытерла губы белой салфеткой и посмотрела на лейтенанта, прищурив золотистые глаза. – В сущности, я здесь из-за колонов.
Ключевое слово привлекло внимание сэра Эломаса, сидевшего по другую сторону от Валки, и он прервал беседу с логофетом из Министерства социального обеспечения.
– Вы говорите об умандхах?
Он пригладил копну седых волос и небрежно положил на стол зазвеневший нож. Пожилой рыцарь двигался с паучьей неторопливостью, не расходуя энергию попусту и точно рассчитывая каждый жест. Это был отличительный признак дуэлянта со стажем длиной в целую жизнь.
– У вас не было возможности взглянуть на аборигенов, э-э… – он скосил глаза цвета морской пены на петлицы Бассандера, – лейтенант?
Разговор на какое-то время переключился на умандхов, и я, воспользовавшись случаем, доел свою порцию, сделал знак слуге, чтобы тот снова наполнил вином мой бокал, и положил новый кусок конгрида на тарелку из розового фарфора.
Тема умандхов была уже исчерпана, и разговор о них приближался к концу. Лейтенант, который, вероятно, соскучился по общению, но не желал развлекать схоластов справа от себя, повернулся ко мне:
– А какую роль вы здесь играете? Наставник, говорите?
– Адриан, – я протянул руку, как приучился в колизее, но на таком близком расстоянии жест получился неловким, – Адриан Гибсон.
– Бассандер Лин, – пожал он мою руку.
– Этот парень говорит на языке сьельсинов, – сказал сэр Эломас со странным блеском в глазах.
– Правда? – вскинул брови лейтенант, радужки его были почти белыми.
Я облизал губы и, помня о том, что великий приор Лигейя Вас и Гиллиам сидят через несколько стульев от меня, понизил голос:
– Да.
Крупная женщина-факционарий подалась вперед:
– Но зачем, во имя Земли, вы его учили?
Меня так и подмывало повторить тот ответ, который я дал Гиллиаму несколько дней назад: «Чтобы посмотреть глазами незатуманенными». Но что-то мне подсказывало, что сейчас неподходящий момент для театральных фраз. Вместо этого я продолжал исполнять роль Адриана Гибсона.
– Мой отец – понимаете, он весьма успешный торговец – нанял схоласта в наставники для нас с братом. И он должен был обучить нас джаддианскому, но у меня, с вашего позволения, открылся своего рода талант.
– Талант к языкам, вы хотите сказать? – спросил Бассандер, подзывая другую прислужницу наполнить его бокал.
Неприметная, как мышка, женщина предложила ему вина. Лейтенант Лин вежливо отказался и дождался, когда принесут воды.
– Они просто засели здесь, – кивнул я и постучал себя по голове, – даже сьельсинский. Я надеялся, что научусь общаться со здешними колонами, но доктор Ондерра уверяет, что их язык совершенно непостижим.
– Да, но сьельсины, – вступила в разговор миниатюрная жена факционария, побледнев еще сильней своего обычного желтоватого оттенка, – эти… ужасные создания. Демоны…
Казалось, она вот-вот осенит себя знаком солнечного диска.
Я выразительно посмотрел на Валку, подсознательно все еще пытаясь изменить ее первоначальное впечатление обо мне.
– Они не демоны, мадам.
Женщина все-таки сделала ожидаемый жест, приложив соединенные большой и указательный палец ко лбу.
– Знаете, – продолжил я, – когда я был маленьким…
– Простите мою жену, мессир, – рассмеялась факционарий, перебивая меня. – Она очень набожна.
Я ответил женщинам своей самой ободряющей улыбкой, внезапно почувствовав себя крохотным, как биологический образец на предметном стекле.
– Уверен, мадам, что Империи необходима вся набожность, какая только возможна. – Я сделал аккуратный глоток сухого кандаренского вина. – Что же касается моих скромных способностей, я всегда рассматривал их как вклад на будущее.
– Что вы имеете в виду?
Бассандер сдвинулся к краю стула, чтобы лучше видеть меня, и что-то
