Глубоко вдохнув, я продолжил, глядя на лордов и архонта Веиси:
– Я уговорил дядю, чтобы он разрешил мне сделать ставку, и поставил на змею, вопреки его советам выбрать мангуста. Пять капсумов – все мои карманные расходы на целый месяц. Животные дрались в сырой канаве на обочине дороги, а мы наблюдали за ними. Большинство зрителей остались разочарованы. Вы догадываетесь, кто победил?
Я окинул взглядом стол и приглашающе повел рукой:
– Ну, кто-нибудь скажет?
Сэра Эломаса постепенно охватывал азарт, и он, даже будучи несведущ в животных-терраниках, высказался первым:
– Змея?
Собравшиеся за столом гости дружно закивали, негромким гулом поддерживая его.
В дальнем углу струнный квартет заиграл новую, смутно знакомую мелодию, и я улыбнулся, прежде чем продолжить:
– Так думали и зрители. Очевидный выбор, на самом деле. Змея была, вне всяких сомнений, втрое тяжелей мангуста, не говоря уже о ее яде.
Я воспользовался случаем, чтобы объяснить капитану федератов и некоторым другим слушателям, что в клыках змей-терраников содержится сильнодействующий яд.
– Но нет, победил мангуст…
Я отпил вина, скроил многозначительную физиономию и развернул стул, чтобы видеть приора, все еще стоявшую за мной.
– …Зрители принялись обвинять дрессировщика в жульничестве, но разбежались, когда он припугнул их другой змеей.
– И в чем, по-вашему, мессир Гибсон, мораль этой истории? – спросила Лигейя Вас, выгнув призрачно тонкие брови.
– Никакой морали. Совсем никакой, – ответил я с кривой усмешкой, – за исключением тех слов, что сказал мне тогда дядя.
Законы искусства требовали, чтобы я замолчал на несколько секунд, выразительно приподняв брови.
– Он отметил, что поведение животных не должно нас удивлять. В конце концов, они ведь просто животные, и тигр не может сбросить свои полоски, простите за банальность. Мангуст всегда считался лучшим охотником за змеями, и каждый, кто изучал древнюю литературу, может это подтвердить. Само по себе это не странно, но эвдорец, как потом выяснилось, изменил гены своего мангуста, сделав его невосприимчивым к змеиному яду. – И я широко улыбнулся приору, надеясь, что она поймет издевку. – Видите ли, вся трудность была в том, что эвдорец и сам проявил себя своего рода змеей, смошенничав в этой схватке. Дядя сказал, что в этом-то вся проблема. Никогда не знаешь наперед, какой человек окажется змеей, а какой – мангустом. Пока не укусишь его… или он тебя не укусит.
Тишина нависла над залом, как дым, и тихие напевы скрипки и арфы лишь подчеркивали ее. Через мгновение я оторвал взгляд от сверкающих глаз приора и сосредоточился на своей тарелке. Валка улыбнулась мне, и ее улыбка была одинокой горящей свечой в море пепельных лиц. Ради одного этого уже стоило проделать весь трюк, что бы ни случилось дальше. Музыканты – как истинные солдаты – не сбились ни на одну ноту в этой ужасающей тишине. Затем граф вдруг рассмеялся и с шумным одобрением приподнял над столом свой бокал:
– В самом деле, настоящий талант! Похоже, ваше преподобие, нам не стоит заблуждаться, считая мирмидонца глупцом.
Скомканным движением великий приор обернула длинной седой косой согнутые временем плечи. Ноздри ее возмущенно раздувались, но она одарила меня прекрасным, как ей, несомненно, казалось, комплиментом:
– Из тебя получился бы хороший священник.
Глава 54
Газовые фонари
После еще одного вечернего визита к Валке я шел в одиночестве вдоль колоннады во внутреннем дворе замка. Внизу трое ярко одетых придворных сидели в чугунной беседке, забавляясь в сумерках какой-то голографической игрой. День выдался влажным, без дождя, но с густым туманом, – что было обычно для Боросево, – и одежда липла к телу, словно водоросли к утопленнику. Меня остановил логофет, и мы немного поболтали. Мое представление на званом обеде с великим приором принесло мне негромкую и недолгую известность. Похоже, Лигейю Вас здесь не слишком любили, как часто случается с элитой Капеллы. Но этот парень был любителем Колоссо и помнил меня еще по тому времени. Когда мы распрощались, он ушел с нашей фотографией, снятой на терминал, а я – с довольной улыбкой.
Я не раз убеждался, что новое место подобно новой обуви, и, прожив несколько месяцев в замке Боросево, почувствовал, что он постепенно разнашивается, становится удобней. Округлые арки колоннады и стены из бледного песчаника под черепичными крышами, изредка перечеркнутые виноградными лозами или украшенные чугунными статуями легионеров и танцующих нимф, были теплыми и уютными. Более того, проходившие мимо слуги улыбались и кивали мне. Возможно, я и оставался заключенным, но мог свободно перемещаться по своей тюрьме. И если на занятиях с Анаис и Дорианом я откровенно скучал, то вечерние исследования с Валкой были какими угодно, только не скучными. Мы распили с ней бутылку красного кандаренского вина, что уже стало традицией, и посмеялись над приором, хотя я старался не задирать слишком открыто официальную представительницу Синода на Эмеше.
Валка не находилась под подобной цензурой и потешалась вовсю:
– Какая физиономия была у этой старой развалины! Казалось, она готова была пристрелить вас, если бы только могла это сделать!
– Она могла, – рассудительно заметил я, не в силах сдержать улыбку.
У Валки был глубокий музыкальный смех, идущий от самого сердца. Он совсем не походил на скупые смешки придворных, приученных к чопорности и женственной аккуратности. Нет, она хохотала, словно штормовое небо, словно океан. И постепенно разрушала мой мрачный нрав, как волны, бьющиеся о стены Обители Дьявола.
Возвращаясь через весь замок в свою комнату, я был погружен в размышления о ней – о ее особенности и о том, почему всегда чувствую себя рядом с ней немного глуповатым.
«Может быть, порисовать час-другой перед сном? – подумал я. – Как раз то, что нужно».
Валка по-прежнему оставалась для меня загадкой. Несмотря на дипломатический статус, она вовсе не была кем-то вроде посла. Я упускал тогда из виду, что любой член любого из кланов в Демархии имеет право голоса и потому может считаться представителем этого странного далекого народа. Это было одной из множества причин, по которым тавросианских гостей с прохладцей встречали при имперских дворах. Они все усложняли.
Мои комнаты располагались на средних этажах Солнечного дворца – сравнительно новой и менее роскошной постройки на территории замка, удаленной от дипломатических апартаментов в северном крыле. Перед домом горели газовые фонари, и я прошел мимо фонарщика, державшего в руке шест с фитилем. Поначалу я считал такие фонари роскошью, поскольку приходится платить за их обслуживание, но вскоре сообразил, что это просто мера предосторожности. В энергосистеме замка регулярно случались перебои, а газовые фонари исправно освещали по ночам колоннады и дорожки вдоль стен.
Фонарщик помахал мне рукой, улыбнулся и приподнял шляпу. В одном из разбросанных по всему замку зеленых уголков защебетала птица, а вскоре в ответ затрещал орнитон. Я остановился, любуясь россыпью звезд. Мы с Паллино встречались уже
