Я заскрипел зубами, с трудом скрыв это за кивком.
– Хлыст, что бы ни… – Я вздохнул и расправил плечи; волосы упали мне на лоб, но я не стал убирать их. – Я не такой, как другие палатины.
Он посмотрел на свой комикс и прикрыл глаза.
– Я знаю. Знаю, Адр. Ты просто не понимаешь, как это выглядит. Вы… – он затряс головой, – вы просто не замечаете нас, никогда не замечаете. Мы для вас – всего лишь часть обстановки. Вы обращаетесь с нами как с гомункулами, а это неправильно. Мы тоже люди, как и вы.
Хлыст не смотрел на меня, произнося эти слова, только опустил подбородок и ссутулился, словно ожидая удара.
– Я не такой, как они, – заверил я.
Аргументы Хлыста были палкой о двух концах, но от этого не становились неправдой.
– Я не считаю, что есть люди первого и второго сорта, – сказал я. – Просто люди, и все.
Он не ответил, лишь все так же уставился в стол, положив руки на колени. У меня не было времени продолжать этот спор. Я дернул стул на себя, так что его ножки заскребли по покрытому эмалью бетонному полу, развернул его и уселся по другую сторону стола от Хлыста. Другие мирмидонцы давно перестали следить за нами и занялись обычными делами.
– Спасибо тебе, Хлыст.
Он кивнул, все еще не поднимая взгляда, и после долгого молчания спросил:
– Почему именно я?
– А?
– Почему не Паллино? Он лучший боец.
– Мне нужен не боец, – ответил я. – Мне нужен друг рядом. И у меня нет друга лучше тебя.
– И это кое-что говорит о тебе, – сказал мирмидонец, и на его лице появилась язвительная усмешка.
Я сделал неприличный жест большим пальцем, и он усмехнулся еще шире.
– Я не стал бы ни о чем просить, если бы это было опасно для тебя. Тебе не придется сражаться. По закону мне нужен секундант, и если дело пойдет плохо…
– Оно не пойдет плохо.
– Если дело пойдет плохо, – настойчиво повторил я, – мне бы очень не хотелось, чтобы между нами осталось что-то недосказанное. – Я замолчал и в свою очередь отвел взгляд. – Понимаешь, мне действительно очень жаль.
Мой друг махнул рукой, отметая извинения:
– Что такого сделал священник, чтобы ты так взбесился?
– Что?
На какое-то мгновение я забыл, ради чего вообще пришел в гипогей.
– Почему ты его ударил?
Во всей этой суматохе, поднявшейся после того, как я сцепился с Гиллиамом на рыбном складе, Хлыст оказался первым, кто не обвинял и не упрекал меня. Он был, как я уже сказал, настоящим другом. Пришла моя очередь усмехнуться.
– Он оскорбил леди.
Хлыст хлопнул в ладоши и кивнул, потирая руки:
– Классика, классика.
И все же он воспринял мои слова как самое разумное объяснение на свете.
В моей голове прозвучал бормочущий голос Гибсона: «Мелодраматично. Дьявольски мелодраматично». Я покраснел и улыбнулся. Хлыст улыбнулся в ответ. На мгновение Гиллиам оказался изгнан из моих мыслей, словно демон, каким он и был на самом деле. А вместе с ним и Валка, и граф, и Весперад. И мой отец. Все они могли подождать до другого раза, до последних трех ночей перед дуэлью или до той поры, когда по квантовому телеграфу придет ответ либо с Делоса, либо из Капеллы. В этот момент важно было то, что мой друг вернулся и что у меня вообще есть друг.
– Она не хочет, чтобы я его убил. И я тоже не хочу. Уже нет.
Когда первоначальный пыл рассеялся, я понял, что больше не жажду крови Гиллиама. Но я нанес этот удар и сам скрепил печатью свой приговор. По имперским законам я не мог забрать назад свой вызов, и это только справедливо, когда подобное безрассудство наказывается самими его последствиями.
– Мне понадобится твоя помощь, Хлыст. Прошел не один месяц с тех пор, когда я в последний раз держал в руке меч. Считай, что я все это время не тренировался.
– Ты хочешь сказать, что ищешь человека, который намнет тебе бока?
На лице моего друга появилась самоуверенная усмешка, и я ответил ему своей кривой, хотя внутри у меня в эту минуту что-то сжалось.
Откуда он взялся, этот молодой мирмидонец, стоявший передо мной? Словно кто-то похитил моего друга Хлыста, оставив вместо него подменыша, как в тех волшебных историях, что когда-то рассказывала мне мать. Катамит по контракту исчез, заслоненный мирмидонцем. Как он вырос за какие-то несколько лет! Неужели это я сделал его таким? Но нет. Он твердо стоял на своих ногах. Я только помог ему подняться.
Хлыст тревожно свел брови:
– Адр, с тобой все в порядке?
Я продолжал смотреть. Не на него, а на лежавшую на столе книгу с изображением молодой пары, которым угрожали карикатурно уродливые сьельсины. Их тени окружали людей, женщина съежилась, а мужчина побледнел от страха. На переднем плане виднелась роза – единственное светлое пятно на контрастном фоне ночного кошмара. И рука со скрюченными пальцами, вытянувшаяся, чтобы схватить цветок. Я давно забыл название книги, но никогда не забуду эту руку и эту розу.
– Что? – Я взглянул Хлысту прямо в глаза. – Да… думаю, да.
Это был неподходящий момент, чтобы раскиснуть и выплеснуть все свои тревоги на стол между нами. Я чувствовал на себе хмурые взгляды сопровождавших меня охранников и тяжесть бетонного потолка, нависшего над головой, словно Белый меч катаров.
– В четверг я могу умереть.
– Но все же не умрешь. – Слова Хлыста не были успокаивающими или даже просто дружескими, он говорил так, будто бы это был непреложный факт. – Я видел этого священника. Он мьют. Уродливый мьют. Но пусть будет так, как ты сказал: ты не станешь убивать его. Просто ранишь один раз, но хорошенько, и на этом все кончится.
«До первой крови». Я едва не расхохотался. До первой крови, и я могу потребовать такого условия дуэли. Никто не погибнет, все требования закона будут удовлетворены, и я тоже буду удовлетворен. Хлыст внезапно повеселел.
– Таким благородством ты можешь расположить к себе твою леди. Что-то похожее я уже видел.
– Только не эту леди, – возразил я, положив подбородок на руки.
– Слишком гордая?
– Слишком… – я не смог подобрать нужное слово, – она тавросианка.
Брови Хлыста дернулись вверх.
– Из самой Демархии? Правда?
Охранник прочистил горло и объявил:
– Вам пора, лорд Марло.
Я поднял руку, признавая его правоту, встал сам и сказал:
– Если ты подойдешь к центральным воротам дворца, я смогу встретиться с тобой в барбакане. Паллино знает дорогу.
Я хотел добавить, что мы с Паллино опять говорили о корабле, получив возможность перекинуться парой слов без постоянного надзора вездесущих дворцовых камер, но что-то мне помешало. И в любом случае не стоило, едва примирившись, вспоминать