И тут Анаис поцеловала меня.
Я замер.
Здесь, в этой холодной пещере, она была теплой и доступной… но я не хотел ее.
– Все совсем не так, – прошептала она.
Я вытянул руки перед собой, удерживая ее на расстоянии.
– Нет, все именно так.
– Но вы же станете властелином Эмеша вместе со мной. Можете себе представить?
Я мог представить и сказал ей об этом. Но власть подобна магниту, она действует в двух направлениях – отталкивает точно так же, как и притягивает. Мои мать с отцом были узниками своего положения и своей крови. Им не позволили сделать собственный выбор. Таким же был и я – бессильным и зависимым от благосклонного внимания Анаис. Мне вспомнилась та безлунная ночь в Боросево, когда меня со смехом вытаскивали из моего убежища. Я закрыл глаза, отгоняя видение.
«Я не хочу этого», – собирался ответить я, но вместо этого услышал неотличимый от моего голос:
– Какой чудесный это будет день!
А что еще я мог ей сказать? Как солдат перед легатом, как простой корабельщик перед капитаном или как когда-то Кира передо мной, я был беспомощен перед этой девушкой и государственной машиной, которую она представляла. Она получит меня, и что бы я ни сделал, это ничего не изменит.
– Но боюсь, ваш двор не примет меня, после того как Гиллиам…
Она прижалась ко мне, уткнувшись лицом в яремную ямку. Мое тело предательски отозвалось. Меня едва не стошнило.
– Не хочу говорить о Гиллиаме. Мы заставим их принять вас. Это мой двор, моя планета. Моя родовая планета. Мы покажем им, вы и я.
Я остолбенел на какое-то мгновение и не успел пошевелиться, как ее губы впились в мои. У них был вкус пепла.
– Адриан, я… ох!
Услышав этот голос, я оттолкнул Анаис от себя, чувствуя, как кровь приливает к моему помрачневшему лицу. Анаис, возбужденно дыша, со смешком обернулась, а мое сердце превратилось в стекло, как немного раньше мускулы превратились в мрамор, и разбилось на осколки, упав на землю.
Валка стояла у входа в усыпальницу, там же, где недавно стояла Анаис. Даже теперь я могу только гадать, нахмурилось ли ее остроскулое лицо или же на нем появилась изумленная усмешка.
– Доктор, я… Анаис пошла искать меня.
– Это я вижу, – насмешливо ответила Валка. – Джаддианцы ждут молодую леди. Пора.
Я кивнул с тяжестью на душе:
– Это не то, что… Мы не…
– Меня это не интересует, – заявила Валка.
Хотелось бы думать, что она произнесла это слишком резко, слишком поспешно. Но затем она рассмеялась:
– Идите же скорей.
Глава 67
Потерянное время
Наше пребывание в космосе превратило безграничные миры в крошечные острова. Генетические улучшения подорвали наши представления о времени. Как вы уже читали, некогда я болтался по улицам, не заботясь о его ценности. Захваченный шумом, суетой и яркими красками города, я считал потерянное здесь время сущими пустяками в сравнении со столетиями, которые гарантировала мне моя кровь. Как легко было поверить, что я могу оставаться вместе с Кэт в нашем полуразвалившемся жилище до тех пор, пока время не разрушит меня самого, как этот дом.
Тот, кто надеется на будущее, оттягивает его приближение, а тот, кто будущего боится, приглашает его войти в свою дверь.
Августин когда-то сказал, что если прошлое и будущее существуют, то они существуют не как таковые, а как настоящее в своем собственном времени. Прошлое, говорил он, существует только в памяти, а будущее – только в ожиданиях. Ни то ни другое не реально. Прошлое и будущее – наша жизнь и наши мечты – это только истории. В конце концов, и мы все тоже истории. И ничего больше. А природа истории состоит в том, что время существует и прошлое существует в будущем, а будущее существует в прошлом. Таким образом, все времена существуют в сознании и, возможно, в тех силах, что сформировали сознание. Один поэт написал, что время непоправимо[26]. То, что могло быть, – это только абстракция: нереализованные миры в квантовом пространстве, которые, в свою очередь, определяют реальные события, исключая себя из реальных событий.
Что, если бы?.. Что могло бы случиться?..
Я видел себя в пыльных коридорах атенеума на Тевкре и в сводчатом зале семинарии на Веспераде. Другие Адрианы топтали грязь других миров, неосуществившиеся, нереальные. В памяти эхом отдавались шаги по дорогам, которые я никогда не проходил, к дверям, которые никогда не открывал.
Они ничтожны в сравнении с мыслями о том, где я мог побывать.
Будущее может наступить только в свое время, однако схоласты учат, что существует множество вариантов будущего, и только разбивающиеся о вечное Сейчас волны времени и вероятности создают этот мир. Это не то будущее, что существует в Непрерывно Ускользающем Времени, а варианты будущего. Свобода – свобода мысли и действия – имеет значение и гарантирована именно потому, что будущего нет. Нет никакой судьбы, есть только вероятность. Настоящее – это не то, где мы есть, а то, что мы делаем.
Обо всем этом и о более материальных вещах размышлял я, сидя полупьяный на крутом берегу бледно-бирюзового моря. Ночь на Эмеше никогда не бывает по-настоящему темной, поскольку в любой момент времени на небе можно увидеть Бинах или Арманд, сияющие в полумраке зеленым или розовым светом. В эту ночь они появились вместе: массивный, обсаженный лесами Бинах висел низко над горизонтом, а небольшой, яркий, словно драгоценный камень, Арманд забрался высоко по небосводу и затмевал сами звезды. Ветер свистел в ущелье у меня за спиной, стонал в рельефных колоннах Калагаха и улетал в большой мир.
«Империя. Капелла. Анаис. Гиллиам. Лигейя Вас…»
Я играл с маленькими серыми камешками на черном вулканическом песке, расставляя их в одну линию.
«Джаддианцы. Сэр Олорин. Сэр Эломас. Лорд Балиан и лорд Лютор».
Все они были фигурами на шахматной доске. Я разрушил цепочку из камней.
«Сьельсины. Война».
«Неужели все, что ты говоришь, обязательно должно звучать как эвдорская мелодрама?» Эти слова Гибсона из давней истории прогрохотали в моей голове, напомнив о простых временах. Я сдержал смех, наклонил бутылку с вином и вдавил ее донышко в песок. Я ведь и правда попал в мелодраму. Или, точнее, ожидал ее, создал для себя. Я отряхнулся от этих воспоминаний и попытался закончить портрет леди Калимы, хотя уже потерял всякую надежду точно передать надменный взгляд эали. Грифель сломался, я выругался, уронил блокнот на песок рядом с собой и прислонился спиной к скале.
– С вами все в порядке?
Я испуганно вскрикнул и едва не опрокинул бутылку:
– Прекратите так подкрадываться к людям!
Затем выругался, уже тише, закрыл блокнот и поднял сломанный карандаш.
Валка стояла надо мной, опираясь ногами на два отдельных базальтовых выступа, и была похожа на мандарийского наемного убийцу, готового к нападению. Мы много раз
