— Ложки? Это очень удобно. Ими едят. Можно сделать из дерева или…
В дверь вошла служанка с подносом. На столике появились три серебряных кубка, кувшин с вином, хлеб, два кольца колбасы, овощи. Когда только Бригахбург успел распоряжение отдать? Был уверен в её никчёмности и в несъедобности ею приготовленного?
Герард, довольно потирая руки, придвинул кресло ближе к столику:
— Кива, где ты там?
— Кива, себе тоже тарелку возьмите, — косилась русинка на кинжал в руке мужчины. Несмотря на то, что на столике стояла мисочка с чистой водой для омовения пальцев, необходимость есть руками удручала.
Граф передал кормилице кубок с вином для сына и она, с полным еды блюдом в руках, устроилась на ложе, готовясь кормить больного.
— Ему пить нельзя, — вмешалась Наташа, мгновенно получив в руки серебряный кубок.
Бригахбург хмыкнул, бросив взгляд на Ирмгарда, и тот вздохнул:
— Тогда я не буду есть.
Наташа пригубила вино, пробуя. «Некрепкое», — решила она:
— Ладно, пей, шантажист, только немного.
Омлет оказался выше всех похвал. Один только его вид вызывал аппетит. Стремительное исчезновение еды с тарелок говорило само за себя.
На баночку с горчицей господа косились опасливо.
Девушка, открутив крышку, загадочно улыбнулась:
— Дижонская, настоящая, — намазала приправу кончиком кинжала на кусочки хлеба. Кажется, маленькая пузатая баночка вызвала больший интерес, чем её содержимое. — Горчички побольше, — потёрла ладони Наташа, поднося хлеб с ароматной золотистой массой к носу, вдыхая острый дразнящий запах. — Сначала кусочек колбаски, затем откусываем хлеб с горчицей, — растягивала слова, щуря глаза от удовольствия, неторопливо жуя. — Ну, ешьте!
Его сиятельство доверчиво откусил кусок хлеба с горчицей. Побольше. Прожевал. Рот приоткрылся, на глазах выступили слёзы. Герард затряс головой:
— Что это? У меня горит внутри!
— Правильно. Так и надо. Это же горчица! — посмеивалась русинка. — От слова «гореть»! Сейчас пройдёт. Зато послевкусие замечательное. Вы закусывайте, — подтолкнула она руку мужчины к колбаске. — Ну, как?
— О, да! В этом что-то есть, — кивнул граф, соглашаясь. Ему действительно понравилось.
Ирмгард, скривив губы, наблюдал за отцом.
— А ты чего ждёшь? Не отставай.
Вице-граф последовал его примеру и после дегустации закашлялся. Кива, укоризненно качая головой, торопливо поднесла ему вина и вернула мгновенно опустошённый им кубок на столик.
— Слабаки, — чуть слышно констатировала Наташа, отпивая из кубка и намазывая горчицей очередной кусочек хлеба. Как и хрен, горчица в их семье не переводилась. К салу, холодцу, приправа в соусы, для выпечки — без неё никак.
Девушка чувствовала, что быстро хмелеет. Вот тебе и некрепкое вино. Вкусное, зараза. Обволакивающее ласковое тепло от камина вызывало неконтролируемую лёгкую дрожь. Ей кажется или Бригахбург подобрел? Голос его стал бархатнее, тише, и поглядывает он на неё как-то странно. И Кива раскраснелась, хлебнув по требованию Наташи из её кубка, присоединяясь к пожеланию скорейшего выздоровления всеобщего любимчика.
Вареники первым попробовал хозяин. Одобрительно кивнув, прожевал и слегка задумавшись, изрёк:
— Ты не только умеешь лечить, но и вкусно готовишь. Я даже боюсь спрашивать, откуда такие познания.
— Готовить, когда есть из чего, не так уж и сложно, — хмыкнула польщённая Наташа.
— Не скажи, — качнулся Герард в кресле. — У нас есть всё, но такого я не ел.
— Ели иное. И тоже не менее вкусное.
— Что ты ещё умеешь?
— Не скажу, — стрельнула она в него глазами, улыбаясь. Его слова приятно согрели душу. Как давно её никто не хвалил.
Говорили о погоде, урожае, предстоящей зиме.
Наташа, услышав негромкое сопение, оглянулась. Кива дремала в кресле у камина.
Ирмгард слушал, наслаждаясь обществом отца и Ангела. Он осоловел от съеденного и выпитого, думал, как давно ему не было так хорошо и уютно. Откинувшись на подушки, он мужественно боролся со сном.
Девушка тихонько засмеялась, кивая на парня:
— Ваше сиятельство, вы не находите, что напрасно дали сыну выпить столько вина? Он ещё очень слаб, — чувствуя неловкость, она старательно выговаривала слова. Язык изменял своей хозяйке.
— Крепче будет спать, — отмахнулся Герард. — Ты вот скажи мне…
— Нет-нет, все разговоры завтра, — вполголоса запротестовала девушка. — Я совсем забыла, что мне с утра нужно к Фроське топать. Потом с отчётами разбираться. Всё, мне пора, господин граф. Спасибо за приятный вечер, — решительно встала. Неодолимо тянуло назад на стул. Устала. День выдался насыщенным на события и очень непростым.
Наташа вышла в тёмный коридор. Вокруг ни души. Так поздно? Ей показалось или горящих факелов на стенах стало больше?
— Идём, проведу, — прижался к ней Бригахбург, беря под руку. — Как бы с лестницы не скатилась.
Достигнув ступеней, он шагнул вниз, придерживая за руку неуверенно спускающуюся позади себя русинку, шепчущую:
— Я помню: лестница, купальня, рыба, кости. Ой!
Всё-таки она оступилась. На этой самой чёртовой лестнице. То ли зацепилась отклеенным носком балетки, то ли ноги совсем не держали.
Схватившись за шею повернувшегося поддержать её графа, приоткрытыми губами мазнула по его щеке. Изумлённо задохнулась от отрывистого мужского дыхания, обдавшего её лицо смесью запахов виноградного вина, пряностей и чего-то приятного, будоражащего и возбуждающего. Его губы, горячие и настойчивые, столкнувшись с её губами, не давали ни о чём думать. Широкая шершавая ладонь бережно касалась спины. Вторая, погрузившись в волосы на затылке, не позволяла отвернуть голову. Тело отзывалось на ласкающие прикосновения сильных рук, судорожно вздрагивало и устремлялось навстречу требовательным и жадным губам, опалявшим знойным дыханием шею. Чувства затапливали. Мысли путал ласкающий ухо шёпот:
— Таша…
Если раньше Герард балансировал на лезвии кинжала над пропастью, то теперь, сорвавшись, летел вниз, сознавая, что ему нужна только эта женщина. В груди разгорался пожар, а в руках трепетала иноземка — загадочная, непростая, непостижимая. От затылка по спине спускалась горячая волна, и его сиятельство блаженно замер в предвкушении. Прижав её напрягшееся тело ещё ближе к себе, он ждал её согласия, ждал её рук на своих плечах, ждал немого приглашения. Утопая в охватившем его страстном неконтролируемом желании обладать ею, услышал испуганный вскрик. Её руки взметнулись и впечатались в его грудь. Мужчина ослабил объятия.
Наташа отшатнулась от Бригахбурга. Теряя равновесие, успела ухватиться за перила. Господи, она совсем опьянела и потеряла стыд!
— Простите, — вырвалось поспешно, выдавая смятение. Она опустила голову, стыдясь своей ответной реакции на проявление его чувств. Перед глазами клубилась тьма, накрыло обманчивой тишиной, сквозь которую прорывалось тяжёлое мужское дыхание.
Герард понимал, что нельзя настаивать, держать силой. Знал — будет только хуже. Не получив желаемой разрядки, напряжение внизу живота усилилось, полоснув тянущей болью, затылок сдавило словно тисками. Болезненно морщась, он перевёл дух:
— Идём, проведу, — видя, что русинка не тронулась с места и всё ещё держится за перила, вздохнул: — Не бойся. Я тебя не обижу.
* * *Душно.
Девушка, подошла к окну, открывая его. Пахнуло прохладой и сыростью. На подоконнике проступил поднос с ужином. Стандартный незамысловатый набор блюд с кубком вина.
Лай собак привлёк внимание. Снова «монстрики» под окном. Помнят. Вниз полетело печенье.
— Ловите, голодающие!
Остальное
