Она посмотрела на меня с таким изумлением, что мне захотелось посмотреть на себя в зеркало, вдруг у меня выросли рога?
— Ты меня поняла?
Она быстро кивнула.
— Хорошо. Сейчас немедленно есть, купаться и спать.
Я взял ее за руку и направился в кухню. Ужин прошел в полном молчании. И купание тоже, без обычных брызг, хохота и ныряния. Надо же, вот уж не думал, что это на нее так подействует! И почему я раньше не додумался сделать подобное внушение?
Хотя, если честно, притихший ребенок совсем не радовал. Наверное, я успел привыкнуть к шумной возне и веселью. Может, мне только казалось, что все это время я скучал по тишине? В конце концов, дети должны шуметь, прыгать и безобразничать! Правда, не в моей лаборатории. Так что я взял себя в руки, вытер Азарику и отнес ее в спальню. Наказание нужно было довести до конца.
— Спокойной ночи, Азарика. Надеюсь, ты помнишь, что я тебе сказал?
От моего менторского голоса мне самому было противно.
— Да, Северус, — прошептала она и покорно залезла под одеяло. Чувствуя себя деспотом, я погасил свечу, зажег ночник и вышел из детской.
Звенящая тишина в гостиной. Нет, читать в полной тишине очень приятно. Но, увы, необходимо было прервать отдых и спуститься в лабораторию. Меня ждало несколько заказов, которые надо выполнить в ближайшее время. Тот небольшой запас денег, который мне удалось накопить в ожидании письма от сестры Мэри, стремительно истощался. Одежда Азарики, мебель в ее комнату, детское питание, все это пробило ощутимую брешь в моем бюджете. А за время общества непоседы я не сварил и десятка зелий, вырываясь в лабораторию по ночам. А жить на что-то надо…
Одолеваемый невеселыми мыслями, я поднялся в детскую, чтобы проверить, как там ребенок, а потом уже углубиться в работу.
Тихонько приоткрыв дверь, я заглянул в спальню. Кровать была пуста. У меня похолодело все внутри. Стараясь не паниковать, я осмотрелся и с облегчением обнаружил крошечную фигурку, съежившуюся в самом углу.
Что-то было не так. Раньше она никогда не пряталась по углам. Медленно, стараясь не напугать, я поднял ее на руки. Ночник осветил ее маленькое личико, по которому текли слезы. Она плакала совершенно беззвучно, как взрослая. Без лишних размышлений я усадил ее себе на колени и прижал к груди.
— Перестань, малышка, не надо плакать. Ну, что с тобой?
— Северус, — она тихонько всхлипнула и уткнулась носом мне в рубашку,— а ты отдашь меня назад в приют?
— С чего ты взяла? Конечно, нет.
— Но я ведь плохо себя веду, и ты сердишься. Значит, я тебе не нужна. А ненужных всегда отдают в приют…
Она мелко дрожала в моих руках, изо всех силенок цепляясь за рубашку. Маленькая испуганная девочка.
Острая щемящая боль сдавила мое сердце. Моя. Мне кажется, именно в тот момент я окончательно понял, что она моя. Только моя. Не важно, кто там постарался при ее зачатии, об этом лучше вообще не думать. Это просто мой ребенок, и все. У меня никогда не было близких людей. Отец меня не замечал, мать, возможно, и любила, но никогда не показывала этого. Лили… Сейчас мне иногда казалось, что я просто придумал свою любовь, чтобы заполнить вакуум в душе, ведь Лили была единственной, кто проявлял ко мне теплые дружеские чувства. Я потерял ее… Но сейчас на моих руках плакала маленькая девочка, только от абсурдной мысли, что я откажусь от нее. Она ждала меня в приюте и признала с первого взгляда, каким-то немыслимым, не поддающемся никакой логике образом, она узнала меня. Я нужен ей. А она нужна мне. Не как оружие в будущей битве, козырь в вечном предстоянии с Великими волшебниками, драккл их дери, а просто как ребенок. Мой ребенок. Дитя моего одиночества.
— Азарика, послушай меня, — я осторожно приподнял ее лицо за подбородок. — Я никогда, никому тебя не отдам. Запомни, никогда! Я очень тебя люблю, моя девочка.
— Правда?!
В ее глазах светилась такая надежда, что у меня самого навернулись слезы.
— Конечно, правда. Я могу рассердиться, могу поругать тебя, если ты будешь плохо себя вести, но я все равно буду тебя любить. И никому не отдам. Сегодня я рассердился за то, что ты одна пошла в лабораторию. Это очень опасно, ты понимаешь? Ты могла пораниться. Обещай, никогда не заходить туда без меня. Хорошо?
— Да, Северус, я больше не буду, правда! Я всегда буду слушаться! Всегда, всегда! Я тебя тоже люблю.
— Вот и хорошо, моя маленькая. Не надо плакать. Мы же обо всем договорились, правда? Ну все, все.
Я поцеловал ее мокрую щечку и уложил под одеяло.
— А сейчас, спи. Мне надо еще поработать. Нам нужны деньги, моя хорошая.
Она серьезно кивнула и послушно закрыла глаза. Но у самой двери меня остановил умоляющий шепот:
— Сев, ты можешь рассказать мне сказку? Самую маленькую. Я, правда, буду хорошей.
Когда сказка, разумеется, про дракона, была закончена, я наконец уединился в лаборатории.
Варка зелий всегда помогала мне сосредоточиться и все хорошо обдумать. А подумать было о чем.
Значит так: две унции корня кувшинки, пять капель желчи рогатой жабы, пять ножек гигантской сколопендры, три лепестка цветка папоротника…
Уже меньше чем через месяц Дамблдор ожидал ответа на предложение занять место преподавателя Зельеварения. Если вначале я сомневался, то теперь мне было абсолютно ясно, что переступать ближайшую пару лет порог Хогвартса с Азарикой на руках — верх безумия. Дамблдор не должен видеть мою девочку. А ещё лучше, не должен даже знать о ее существовании. Даже мне, при всей моей неопытности в этом вопросе, бросалась в глаза ее необычная магическая одаренность. Что же тогда говорить про директора? Через его руки прошли сотни маленьких магов, он то уж точно с первого взгляда заподозрит неладное.
Кроме того, старик в любом случае заинтересуется невесть откуда взявшимся у меня ребенком. Моя первоначальная идея выдать ее за мою внебрачную дочь вполне состоятельна, ведь общеизвестно, что в рядах Пожирателей не царили пуританские взгляды. Проблема не в этом, а в том, что я вовсе не уверен, что был единственным шпионом Светлых сил в стане Лорда. Вернее сказать, я уверен, что был там не один. А в таком случае нельзя поручиться, что Дамблдору ничего не известно о пребывании матери Азарики в подвале дома Лестрейнджей. Хотя эту тайну Волдеморт скрывал, по-моему, очень тщательно. Я сам узнал только потому, что требовались очень специфические зелья. А кроме меня, знали только Беллатриса и ее супруг. Но это насколько известно мне. Абсолютной уверенности это не
