– Кошмар? – спросила Светка.
– Ага. Что-то новенькое, такого раньше не видал. Мне наша авария приснилась, только сбили мы не кабана…
– А кого?
– Сначала мне показалось, что медведь.
Светка поморщилась. Плюшевых медведей она любит, настоящих – наоборот.
– Но это был не совсем медведь, – сказал я.
Светка поморщилась снова.
– Только не начинай рассказывать свои сны, – ухмыльнулась она. – Это утомительно в высшей степени. Знаешь, когда я читаю книжку и там начинается про сны, мне убиться хочется. Это ещё скучнее, чем рассматривать фотографии с чужого отдыха.
– Мне приснился красноглазый, – сказал я.
– Медведь? Красноглазый медведь?
– Говорю же, это был не медведь…
– Тебе тоже, – перебила Светка.
– Что тоже?
– Нервы лечить пора. Тебя неплохо бы на годик в нервный санаторий. А меня на два.
Светка поднялась с моей койки, подошла к стеклянному книжному шкафу, достала наугад книжку.
– Хочу, чтобы меня лечили пиявками, электричеством и моржеванием, – сказала Светка. – Солёвыми ваннами. Иглоукалыванием. Кислородными коктейлями, Марсик! Электросном, Марсик! Хочу, чтобы в голове звенело от пустоты.
– Я слышал, криосауна ещё помогает, – добавил я. – От неё приятная пустота в голове.
– Нам так мало лет, а мы мечтаем о пустоте в голове, – вздохнула Светка. – Это ненормально.
– Это время такое. Время сжимается в кулак, и между пальцами течёт кровь. Так вот.
Светка поглядела на обложку книги.
– Ааду Хинт, – прочитала она. – Однако…
– Так книжка называется?
– Так автор называется. А книжка…
Светка открыла книгу.
– Оптимистичненько называется, – Светка щёлкнула по обложке пальцем. – Первая повесть «Проказа», вторая «Лепрозорий Ватку». Вот и верь после этого в совпадения.
– «Лепрозорий Ватку»? – переспросил я. – Оригинальное название.
– Угу. Они тут, видимо, библиотерапией баловались…
Светка бухнулась в койку, закинула ноги на спинку.
– Почитаю, пожалуй, с утра, с утра художественное слово особенно полезно. Бодрит кровь не хуже кофе.
– Ну почитай.
А я отправился умываться. Умывался, драил зубы электрощёткой на высоких оборотах и глядел в зеркало, которое и в туалете было почти от пола до потолка. Под засохшей липой, черневшей прямо напротив окна, зеленел раскладной стульчик. Вчера вечером этого стульчика не было.
Наблюдают. Ладно. Пусть.
– Ну, как прокажённые? – спросил я, вернувшись в палату.
Светка лежала и читала, быстро перелистывая страницы. Скорочтение, однако. А я вот не люблю скорочтение, половина мимо мозга проскакивает.
– Ничего, – кивнула Светка. – Поучительно. Страдают и думают.
– О чём?
– В основном о том, что пожрать. У них там не только проказа, но и голод. Лифляндия, однако, солёными миногами питались.
– Печально.
– Угу. А главный герой пытается понять, почему проказа грызёт одних людей и минует других, хотя есть нечего и тем, и другим, и главному герою.
– И почему же?
– Потому что люди разные. Одни как бы готовы принять гниль, а другие нет, другие сопротивляются. Причём это всё на подсознательном уровне.
– Чушь, – возразил я. – Проказа – это обычные микробы, любой может заболеть, никто не застрахован. Лечится антибиотиками.
– Любой может, но болеют не все. Значит, не просто микробы. Вон Че Гевара проехался по всем лепрозориям Латинской Америки – и не заболел. Не пристало.
Я промолчал. Че Гевара – мощный аргумент, кто с ним может соперничать?
– Раньше считали, что лепра – это дыхание василиска, – сказала Светка. – Что, если в каком-то городе люди много болеют, то где-то в окрестных топях обязательно лежит василиск. И своим зловонным дыханием отравляет и заражает население.
– И что с ним делать? – поинтересовался я. – С таким василиском?
– Обычно искали рыцаря-добровольца. Он ехал в топи и протыкал змея позолоченным копьём. Конечно, после этого рыцарь помирал от отвращения, а его образ чеканили на копейках. Если добровольного рыцаря не находилось, в болото отправлялись поселяне и заливали болото кипящим асфальтом. А сейчас каждый дурак о микробах начинает рассуждать…
Это она про меня. Но я не обижаюсь.
– Забавный выбор книг для больницы, – отметил я. – Больным полезно читать про прокажённых…
– Я же говорю – библиотерапия, – теперь перебила уже Светка.
– Вряд ли.
Знавал я библиотерапевтов, люди серьёзные, научная основа, всё такое, если у тебя туберкулез, читай про Незнайку, а если аппендицит, то строго про «Дети подземелья».
– А может, тут вообще лепрозорий был, – предположила Светка.
– Да не, брось. Тут техникум пеньковый был.
Но как-то неприятно стало.
– А что? Вполне может, – Светка стала развивать свои глупости. – Запросто. Здание стоит отдельно. Раньше было занято под больницу, сейчас больных нет. Есть забор, правда, завалившийся… Кстати!
В Светкиных глазах промелькнула бешеная догадка.
– Кстати, ты заметил, что кирпичный забор завалился во внешнюю сторону?
– Заметил. И что это значит?
– Они вырвались!
– Кто «они»? – на всякий случай спросил я, хотя уже и так знал.
– Прокажённые. Их собирали сюда с соседних областей и лечили. Или эксперименты проводили. А прокажённые подняли восстание, разломали забор и спустились в город…
Светка любит посочинять, чего уж.
– Были вызваны части мотопехоты, и бунт прокажённых жестоко подавили!
Светка творчески сжала кулаки, а я подумал, что, случись бунт прокажённых на деле, она наверняка его бы и возглавила.
– Всех безымянно похоронили в лесу. А больница стала пользоваться дурной славой, никто не хотел больше здесь лечиться. Как?
– Всё проще, – сказал я. – Всё гораздо проще. Больница была. Потом урезали финансирование, врачи уехали, больницу перевели в Знобищево. Вот и все дела. И нет тут никого по ночам…
Хотя кто-то под окном сидит на стульчике.
– Пойдём лучше завтракать, – сказал я. – Чтение, конечно, похвальное занятие… особенно про эстонских прокажённых. Но можно и погулять.
– Да мы вчера тут уже всё обошли, я уж лучше про прокажённых…
Светка зевнула.
– Пойдём хотя бы позавтракаем.
– А что сегодня?
– Кажется, оладьи, – соврал я. – С кленовым сиропом.
Про сироп тоже соврал, Светка обожает кленовый сироп.
Светка оставила книгу про проказу на койке, и мы вышли в коридор. И почти сразу увидели. На подоконнике напротив нашей двери сидел мишка. Небольшой плюшевый мишка, с красной ленточкой на шее, с милой глупой мордашкой.
– Смотри! Какой мимимишка!
Я мишек не люблю, по мне, так это пылесборник и источник разных аллергенов, и дурацких грибков, и плесени, и место на полке занимает; Светка – наоборот. Она тут же подбежала к мишке, схватила его и принялась подбрасывать и глупо качать на руках.
– У меня был точно такой же, помнишь?
– Нет, – ответил я. – Не помню.
Конечно же, я помнил. Рождество, четыре года назад. Мне подарили приставку, Светке набор юной принцессы и игрушечную стиральную машину. Но это были только основные подарки, большие, а ещё у нас полагалось делать подарки маленькие, но интересные. Отец тогда подарил мне маленький зелёный ножичек-складенчик, очень удобную штуку. А Светке мама подарила мишку. С глупой мордочкой, с алой ленточкой. Потом нам дали на передержку Асириса, и в первый же день он растрепал мишку на сорок кусков кокосовой ваты. Светка, помню, была расстроена.
А у меня ножичек до сих пор, и не один, а штук двадцать уже. Не то чтобы коллекция, но нравится собирать. Но не с собой. В машине, в чемодане. Ножичек не повредил бы.
– Не помню, – снова сказал я.
– Не вредничай, Марсик, – Светка схватила мишку. –
