— Ну, режим консервации не я придумал… Впрочем — спешу тебя обрадовать. Видимо, скоро. Уже совсем скоро. И следующая наша встреча состоится не через две недели, как обычно, а в ближайшую средовицу. Тогда я скажу окончательно — «да» или «нет».
— Эх, скорей бы заработало… Наши уже заждались. Прозябаем как обыватели, честное слово. — в последнюю фразу Лакс вложила все отвращение мыслящего человека к такому типу существования. — Сидим в норах, как кроты. Спасибо, хоть в театр могу выбраться хоть иногда… Благодаря тебе. И, честно сказать, меня очень интересует то, что происходит на сцене. Дома у хозяйки только телевизор, а я его терпеть не могу. Тошнит от вранья… А тут, в театре, хоть что-то серьезное… Духовная пища…
— Ты права — шепнул Зернов с улыбкой — Пьеса хороша. Но отниму у тебя еще пару минут. Держи вот эти деньги. 50000 гроблей вам на прожитье. Всей группе. Следующая наша с тобой встреча, скорее всего, станет последней. Вы приметесь за дело, а я… Я, видимо, уеду из города….
— Мне очень жаль расставаться…
— Мне тоже, но что поделаешь… Может быть, еще свидимся. Не будем прощаться загодя. Пока что — ничего определенного. Но — «готовность номер один».
— Начинаем! Уже скоро! — приглушенно воскликнула Надежда, и в ее голосе бурная радость боролась с печалью предстоящей разлуки с Зерновым, так много сделавшим для нее, когда спасаясь от розыска она без гроша в кармане приехала в Урбоград. — У меня к тебе еще одна просьба. Вот письмо родным…
— Я передам… Через наших — обязательно передам… Дело вам предстоит опасное.
— Мы справимся. В лесу ребята постоянно тренируются… Если нет возможности выбраться туда — ходят в тиры… Специальную литературу мы изучаем, да и физическую форму стараемся не терять… Мы справимся, Артем!
— Не сомневаюсь. Вы — лучшие из поколения. Это вы уже доказали. Ну ладно, не крути головой, уж и похвалить нельзя… от души ведь… Ладно, эмоции в сторону… — Зернов улыбался, пытаясь скрыть непрошеные слезы — Смотри пьесу… Не буду мешать. Жаль, второго действия не увидишь — уйдешь в антракте…
Стремясь уйти от нахлынувшей прощальной тоски, подпольщики как по команде устремили взгляды на сцену… Девушка ушла в антракте, перед самым концом первого действия, до того, как вспыхнул свет. Зернов остался в зрительном зале.
Досмотрев спектакль, музыкант спустился в театральный буфет. Его появление никого не удивило — здесь Аретем был завсегдатаем. Именно тут он завел знакомства со многими актерами, музыкантами, авторами сценариев и журналистами, пишущими на темы искусства и культуры. В этой среде он подыскивал сочувствующих, узнавал свежие городские слухи и сплетни, просочившиеся из-за закрытых дверей газетных редакций. Зернов скользнул взглядом по залу: участники сегодняшнего спектакля собрались отметить успех премьеры. За центральным столиком пировали оркестранты, за столиком слева — двое статистов, не успевших снять старинные камзолы, а кроме того — суфлер, костюмерша и декоратор. К ним же подошла театральная портниха Ева Ольховская, и Зернов дружески улыбнулся ей — они были давними знакомыми. Однако уселся Артем не за левый столик, а за правый. Там шумно переговаривались журналистка Лидия Гурафикова, актриса Камелия Кандаурова и актер Левон Теплосян.
— Привет, Артем!
— О, сколько лет, сколько зим…
— Рада видеть!
— Как дела твои?
— Как сажа бела… — задорно пошутил Зернов — Приветствую, друзья мои! Камелия, целую ручку! Сегодня вы были очаровательны. Наполнили роль подлинной жизнью.
— Спасибо, Артем… — ответила Кандаурова, кокетливо поправляя прическу — Да, мне кажется пьеса имела успех. По крайней мере, публика приняла ее тепло.
— Ве-е-ерно — певуче откликнулась Гурафикова — Артем, привет! Мне тоже показалось, что премьера получила заслуженное признание. Я так и напишу в заметке для «Вечернего Урбограда».
— О, Лидия! Кого я вижу! Привет четвертой власти! Этот розовый костюм необыкновенно идет вам…
— Да — кивнул смуглый, высокий Теплосян — я так и представляю нашу Лидию в роли баронессы Магдалины. Ее тонкие черты лица и серые глаза только выиграли бы, прибавь к ним режиссер бриллиантовое колье и расшитое серебром пышное платье…
— Левон, благодарю за комплимент — признательно улыбнулась Лидия
— Левон, привет, дружище. — обернулся Зернов к Теплосяну — Надо признаться, ты меня сегодня просто поразил. В роли герцога превзошел самого себя. Это аристократическое высокомерие… такого не сыграешь, если сам не испытываешь хоть иногда. Сознайся, в жизни ты, бывало, чувствовал себя властелином?
— Разве что в моменты, когда меня стрижет надомный парикмахер. — отозвался Теплосян, лихо подкрутив черные усы под орлиным носом. Понизив голос, он продолжил — Кстати, свежий политический анекдот. Личный парикмахер стрижет верховника Медвежутина, и всякий раз спрашивает о Союзе Повстанцев. Верховник: «Зачем вы все время подымаете эту тему?» — парикмахер: «Так мне вас легче стричь — у вас волосы встают дыбом».
Зернов заразительно расхохотался, за ним и остальные.
— Да, личный парикмахер — это великолепно. У тебя безупречный пробор, но в следующий раз попроси постричь тебя чуть подлиннее.
Раздался новый взрыв смеха, так что портниха Ольховская, сидевшая за соседним столиком, отвлеклась от беседы с костюмершей и декоратором, недоуменно повернув голову к весельчакам.
— Меня устраивает и так. — улыбаясь, ответил Теплосян. Затем вдруг помрачнел, вспомнив что-то, и продолжил — На этой неделе он вообще не пришел меня стричь. Очень уважительная причина. Похороны одной девушки, его коллеги. Все вы знаете, наверное, эту историю. Город слухами полнится.
— Ты имеешь в виду изнасилование на квартире, где собиралась «золотая молодежь»?
— Да… Сынки богачей, «отцов города». Они вызвали эту девушку… ее звали Млада, она тоже брала надомную работу по стрижке… Вызвали якобы для стрижки хозяина квартиры, Воровайкина. Это сын начальника комиссии по управлению муниципальной собственностью. Там же был сын начальника отдела по социальной политике Земляникин… А третьим из щенков был Уховертов — отпрыск начальника ГУВД. Они регулярно устраивают оргии. По всему городу ходят слухи пострадавших девушках, таких уже десятки. Но этот случай — просто вопиющий, со смертельным исходом.
— А как все произошло? — спросил Зернов, играя праздное любопытство, но внутренне предчувствуя нечто полезное для подполья.
— Пьянка была на четвертом этаже. Когда мерзавцы к ней полезли, она выбросилась из окна… Какое горе для ее жениха!
— Ах, как все это ужасно! — всплеснула тонкими руками Гурафикова — И ведь в нашей газете о таком не напишешь, она под контролем «Единой Рабсии», а папаши ублюдков занимают крупные посты в этой партии… Мы молчим, а они наглеют и наглеют… Скоро по улицам будет пройти нельзя — в машину затащат и убьют…
— А кто жених несчастной девушки? — спросила Кандаурова с состраданием
— Ее коллега, Семен Белкин. Ему всего двадцать пять лет. Мой парикмахер рассказывал, они ведь все вместе работают, — вздохнул Левон — он сейчас не находит себе места от горя. Почернел весь. Видно, это была настоящая любовь. Та, что однажды в жизни встречается. Эх, на месте этого Белкина я бы просто зарэзал гадов!
— Ой, беда-то какая… — чуть не плача, покачала головой Кандаурова.
За столом воцарилось гнетущее и молчание. Впрочем, неунывающий Зернов спас вечеринку. Напустив на себя философское безразличие, он произнес:
