Биоэнергетика уже в ход пошла… Вы еще про колдунов и экстрасенсов расскажите…
Вновь раздались смешки — Новиков почувствовал, что ему удалось вернуть симпатию аудитории.
— Впрочем — продолжил Новиков — это неудивительно. Сам предмет разговора очень темный, он вне науки. Вот попробуйте дать определение: что такое «бог»?
— Ну… — замялся Клигин — Это… это высшее существо… всесильное и доброе… Оно правит историей и природой.
— Если оно всесильное и доброе — хитро улыбнулся Новиков — то почему вокруг творится столько зла? Мы же видим его повсюду! Одно из двух: либо со злом бог справиться не способен, значит он не всесилен. Либо он не желает покончить со злом, а значит — он не благ.
Воцарилось молчание. Существование зла как-то не вписывалось в версию о всемогущем и добром правителе Вселенной…
Чеpез полминуты Клигин, поняв что терпит провал, бросился в контратаку:
— И все же, молодой человек, вы не доказали правоту атеистов. Из ваших реплик следует одно — претензии церковников на истину имеют шаткие основания. Но это еще не значит, что у вас основа прочнее. Вы не доказали, что бога нет — и даже не брались это доказывать. Так что сойдемся на моей нынешней точке зрения: ни «да» ни «нет». — примирительно заметил Клигин. Однако в его умиротворенном тоне Новиков расслышал самоиронию. Студенту вдруг показалось, что Клигин лишь надел на себя маску, а сам на его стороне. Между тем, краевед продолжил: — Ведь нет никакой научной причины верить в атеизм …
«…Научная причина — в том, чтобы не выдумывать лишних гипотез. Ведь религия утверждает, что дважды два — не всегда четыре, а надо умножить результат еще на «божью волю»». Но главная причина быть атеистом — политическая! Ведь «божья воля» всегда совпадает с волей властей» — подумал Новиков, и оцепенел от ярости при одной мысли об угрозе духовного порабощения. Зрачки его расширились, лицо побелело, однако внешне он казался невозмутимым. — «Лучше умереть, чем позволить им решать, сколько будет дважды два! Потому что их поправки — всегда во вред народу, на пользу только грабителям и мучителям. Религия неразрывна со всем, что мы ненавидим и против чего мы боремся. Поэтому ни о какой терпимости к ней, ни о каком тепловатом агностицизме — речи быть не может! Воинствующий атеизм — вот что порвет духовные оковы, в которые нас хотят заковать!»
Размышляя так, Новиков сдержался и не произнес ни слова. Публика же, получив немалое удовльствие от диспута, громко аплодировала обоим участникам. Студент очнулся от минутного оцепенения, признательно кивнул залу и легким шагом сошел с трибуны.
Пока Новиков дискутировал с Клигиным, музыкант Зернов успел пошептаться с очень многими из присутствующих. Он снисходительно приветствовал даже прыщавого Тумачева — студента с репутацией доносчика, а его соседу шепотом рассказал о выходе своего нового диска. Перебрался в другой ряд, перекинулся парой фраз с Истоминой. Раздал контрамарки четырем поклонницам…
Уделяя равное время каждому из членов клуба «Социум», Зернов создавал впечатление, что одинаково дружен со всеми. Так, «пряча лист в лесу», он скрывал своих кандидатов средь толпы случайных знакомых. Согласившись помогать подполью, все они становились осторожны и сдержаны. Художник Юрлов знал Юлию Истомину и по клубу «Социум», и по салону «Кентавр», не подозревая о ее согласии работать на подполье. Ему и в голову бы не пришло заговорить с ней о политике, выдать себя. По тем же причинам, не желая раскрыться, избегала таких разговоров и сама Истомина. Она знала Юрлова лишь как художника, но не как революционера. Прийти на явку им тоже предстояло поодиночке, в разное время.
Подсев к художнику, Зернов прошептал:
— Ну, все по плану. Добро. Завтра в десять утра пойдешь к реке… У заброшенного мола сидит старик в соломенной шляпе, ловит рыбу. Ты ему скажешь: «Что, отец, много ли окуньков поймал?», он тебе — «Да разве это клев. На три окунька семь лягушек». После этого он тебе даст адрес, и пойдешь туда на собеседование…
— А ты разве адреса не знаешь? — меланхолично шепнул Юрлов — А что за старик?
— Ни адреса, ни старика не знаю — искренне ответил Зернов. Действительно, музыкант не знал адреса квартиры Чершевского. Не знал он и фамилии старика-рыболова, отправленного на берег Арсением Рытиком.
«Что ж» — подумал музыкант — «Истомина и Юрлов предупреждены. Первую я отправил на берег к двенадцати, второй придет туда на два часа раньше. Встреча со стариком займет пару минут, после чего каждый из них немедленно уйдет оттуда. Так что столкнуться друг с другом им не придется… Чудесно. Теперь на очереди Новиков. Ему я назначу на 14–00. Кажется, он уже закончил доклад… ».
Аплодисменты публики смолкли, Новиков спустился с трибуны в зал. Однако Зернов не пытался подойти к нему. Лишь после прений, когда собравшиеся стали расходиться, Зернов и Новиков несколько замешкались. Они встретились в пустом коридоре первого этажа. Новиков, как и все кандидаты на роль подпольщиков, стал сдержан и осторожен в контактах. Он затаился, прекратил с приятелями разговоры по душам, и ждал сигнала к действию. Однако избиение на митинге его соседа, студента Батурониса, не оставило Новикова равнодушным — он горел желанием рассказать об этом Зернову, чтобы тот попытался установить с избитым парнем контакт, привлечь к революционной работе. Сам же Артур не имел права посвящать в тайну подполья своих знакомых.
— Привет, Артур — негромко сказал Зернов — Хороший доклад. Ты замечательно подготовился.
— Спасибо, Артем — столь же тихо ответил Новиков.
Они перешли в темную нишу, где стояла кадка с пальмой. Тут Зернов поощрительно улыбнулся студенту и произнес:
— Мне кажется, доклад звучал весьма радикально. Не рискованно ли это?
— Ну, не могу же я из всем известного атеиста в одночасье стать верующим — улыбнулся в ответ Новиков — Такой перелом никого бы не убедил, и привлек бы внимание РСБ к моей персоне. До знакомства с вами я частенько говорил ребятам о своих атеистических взглядах. Пока все вписывается в привычный имидж.
— Верно, резких переломов в поведении не надо. Оставайся самим собой, раскрывайся с привычной им стороны. Здесь ты прав. Оплошность я вижу в другом — Зернов прикусил губу — Ты сказал одну фразу… «те, кто использует религиозный миф для политического господства — жулики и негодяи», так кажется? Эта фраза могла бы насторожить стукачей, будь они внимательнее и чуть умнее.
— Ну, мы ведь их вычислили. Мы с вами их обсуждали… Это двоечники, дубы. Ничего не читают, политически безграмотны.
— Так-то оно так… Все же не стоит недооценивать противника. В следующий раз на философских дискуссиях — ни слова о политике. Категорически. И еще совет: не стоит спорить так эмоционально…. На полтона ниже. Впрочем, совет пропадет зря. Уж такой у тебя характер. Горячий, ничего не попишешь.
— Сам не рад — улыбнулся Новиков — А насчет политических реплик в докладах… Тут вы правы. Буду избегать их. Конечно, от этого пострадает моя аргументация…
— Но зато выиграет наша безопасность! — негромко рассмеялся Зернов.
— Артем, я хотел вам рассказать… Это важно… Про одного парня с нашего двора.
— Что за парень?
— Студент юридического. Зовут его Янек Батуронис. Он отправился на недавний митинг, и там его избили полицаи. Об этом он в подробностях рассказывал, сидя во дворе и охая от боли. У парня были иллюзии… Но, похоже, это избиение пошатнуло его пацифизм. Неплохо бы проверить, что он собой представляет. Может быть, вам стоит привлечь его?
— А ты его не пытался агитировать?
— О, нет… Ну, посочувствовал. Обратил его внимание на исторические параллели… Но о подполье, конечно, ни слова.
— Будь осторожен. Кто еще слушал его рассказ?
— Дворовая компания. Хулиган Ловкачин, еще группа пацанов… Они потом разошлись, и не слышали как я говорил с пострадавшим.
— Хм… Янек Батуронис, студент юридического… С вашего двора, значит? Ну, запомню… Сейчас за ним могут следить, а после задержания у него начнутся неприятности. Это уж как пить дать. Выдержит ли он такое давление? В любом случае, надо повременить. Сейчас РСБ за ним наблюдает плотно. Я подумаю. Ты,
