Аристократа звали Зигфрид де Гоф, и был он достаточно важным, чтобы свысока смотреть на остальных, но одновременно – не настолько, чтобы такие взгляды вызывали хоть какие-то последствия. Из-за этого его гордость страдала еще больше, делая де Гофа невыносимой, вечно обиженной на мир задницей.
Сперва Лютик крутил носом от выбора своей давней симпатии. Но это прошло, едва лишь он узнал, что поблизости находится одна из лучших корчем в городе – а как раз этот город он знал прекрасно. К тому же место постоя де Гофа находилось около людной площади, где бард мог вечера напролет слушать разговоры, дивиться уличным актерам, наслаждаться жизнью, о которой он так сильно тосковал.
И скоро проявилась очередная способность, которую бард получил после смерти. Ему достаточно было сунуть ладонь в любую книжку, чтобы мгновенно узнать все ее содержание. А поскольку аристократ имел библиотеку немалых размеров…
Лютик мигом принялся поглощать новые и новые тома, однако быстро пришел к выводу, что не на это следует налегать. Потому он выбрал наслаждение чтением, медленное мысленное переворачивание страниц познанных произведений. (Зигфрид, будучи типичным снобом, собирал исключительно классиков.)
А еще новый любовник Цветочка оказался истинным марафонцем. Кажется, он не пропускал ни одной возможности, чтобы потакать своим желаниям. А когда уж начинал, то заканчивал, лишь когда его партнерша оказывалась полностью обессиленной. Благодаря этому, Лютик получил немало дополнительного времени, которое, кстати, все реже использовал для развлечений. После того как он несколько пресытился ими, бард предпочитал тратить время на сбор информации, касающейся того, что происходит в мире.
Грядет очередная война? А может кто-то из многочисленных знакомых Лютика впутался в серьезные проблемы, о которых шептали в самых дальних закутках Северных королевств? Его аж распирало от любопытства! Ведь раньше именно он считался одним из наиболее информированных людей на Севере, а числу сплетен, которые он знал, мог позавидовать даже Дийкстра.
После смерти жизнь получила для Лютика совершенно специфический вкус. Ограничения, вытекающие из его состояния, приводили к тому, что барда теперь радовали вещи, на которые он раньше попросту не обращал внимания. Нынче он наслаждался не только большими, но и меньшими приятностями. Да что там, Лютик снова взялся за писательство. Даже не слишком страдал от мысли, что никому не сумеет похвастаться очередными гениальными произведениями… хотя время от времени ему удавалось декламировать новонаписанные баллады на ушко исключительно красивым птичкам.
Ведь это лишь для того, чтоб улучшить их жизнь, а потому оно не в счет, верно?
* * *Поэт не знал, бил ли мужчина Цветочка и раньше. То, что нечто ненормально, он понял, только когда богач решил взять свою любовницу силой.
Призрак не хотел признаваться даже самому себе, что просто не обращал внимания на синяки, все чаще появлявшиеся на теле женщины. Как всегда, торопился не потерять ни минутки своего присутствия в мире живых, а потому почти не смотрел в сторону ложа де Гофа.
Несмотря на довольно либеральный подход к любовным делам, Лютик не любил в постели никакого насилия. Если женщина не давала однозначного ответа на предложение приключения в постели или на сене, надлежало покорно понурить голову и отступить, поджав хвост, самое большее, ворча себе под нос насчет того, сколько хорошего потеряла несостоявшаяся избранница.
– Женщину всегда немного насилуют, – говорил поэту один умник, к которому как влитое подходило высказывание: «Седина в бороду – бес в ребро». Услышав те слова, Лютик, хотя и настроенный к миру добродушно, дал старому козлу в морду.
Аристократ же брал Цветочка необычайно грубо. Когда девушка пыталась вырваться, мужчина придерживал ее, отвешивая при этом удары. В поведении его не было гнева – только холодное спокойствие. То, что он делал, делал с полным осознанием и не под влиянием эмоций.
Всю ночь – очень долгую – Лютик пытался удержать это чудовище, но ладони его, как всегда, проходили сквозь плоть живого. Когда же он хотел повлиять на сознание богача, то так нервничал, что вместо того, чтобы терпеливо убеждать мучителя изменить поведение, кричал ему в уши проклятия. И тем самым лишь еще сильнее его злил.
Понимая собственное бессилие, бард плакал вместе с Цветочком. Радовался только тому, что женщина наверняка сбежит, едва лишь ночной кошмар наконец закончится.
Вот только после ситуация повторилась.
И потом – снова. И так каждый раз: аристократ уже не мог относиться к Цветочку иначе, и всякий раз становился все более жестоким. Она же постепенно перестала обращать внимание на что бы то ни было. Крики и плач прекратились, вместо этого девушка глядела в потолок, позволяя делать с собой все, что только хотелось де Гофу.
Лютик знавал немало женщин, которые в такой-то ситуации, вместо того, чтобы собрать вещи и уехать как можно дальше, оставались и терпеливо переносили унижения и боль. Отчего? Была ли их любовь настолько велика и слепа? Этого бард не знал. Зато прекрасно понимал, что Цветочек, увы, принадлежит к числу этих несчастных. Будет находиться подле аристократа так долго, пока тот не замучает ее насмерть.
Но что тогда произойдет с Лютиком? Его сознание растворится во тьме? Как бы там ни было, он не имел никакой возможности повлиять на свою судьбу. К счастью, не должен был смотреть на этот отвратительный спектакль. В любой миг мог развернуться и отправиться в город.
Он еще раз взглянул на Цветочек, на ее пустой взгляд и равнодушное выражение лица. Она уже была мертва, даже если сердце ее еще билось.
И именно тогда Лютик решил ее спасти.
* * *Едва лишь увидев его, поэт сразу понял, что именно этот мужчина и должен заняться мучителем Цветочка. Бард за свою жизнь узнал немало людей подобного типа и мог выделить взглядом в толпе истинного мастера в искусстве преступлений.
Казалось, грабитель совершенно ничем не выделялся. Более того, казался почти никаким: среднего роста, не худой и не ширококостный, с лицом, в которое можно было всматриваться часами – и все равно через миг после расставания не суметь вспомнить ни единой подробности.
Если бы не серьезный опыт по части вспутывания в проблемы, бард и сам наверняка бы дал себя обмануть. Просто нужно было знать, на что обращать внимание. Хотя оный преступник изображал беспечного и увлеченного лишь питьем и развлечениями человека, все время оставался настороже. И речь шла не только об умении в случае чего мигом раствориться в толпе, избегая опасности – в
