— Та… лер?
— Да, это я, — согласился он.
Госпожа Тами странно скривилась, и во внешних уголках ее глаз заблестели слезы.
— Ты жив, — пробормотала она. — Ты все-таки жив. Я так боялась, что девочка не врет, что ты и правда… рассыпался, что… ой, Талер! — она порывисто обняла высокого худого мужчину, прижалась ухом к его груди, различив за ней ровное биение сердца. — Правильно мой малыш ругался, демон ты чертов, слышишь, я так боялась…
Он погладил ее по мягким седым волосам. Получилось, по его мнению, как-то глупо — не то, чтобы он умел кого-то успокаивать.
— Все хорошо, госпожа Тами. Простите меня, пожалуйста. Я сам понятия не имею, какого Дьявола произошло. И, если честно, даже не помню, как выбрался из-под того чудесного одеяла в спальне.
Это не было враньем. Талер действительно не имел понятия о стычке Лаура и Лойд с нежитью, как не имел понятия о собственной стычке. Для него история начиналась на алтаре, или нет, начиналась куда раньше, на памятной площади Астары, где смешная голубоглазая девчонка протянула господину Лерту яблоко со словами: «В честь летнего фестиваля!»
Госпожа Тами все еще горько, отчаянно всхлипывала, когда у краешка поля возник силуэт ее сына. Лаур побледнел, тоже помянул черта и метнулся к Талеру так быстро, что плечо, плотно перевязанное и залитое дорогущими эликсирами, отозвалось жгучей болью — но не заставило мужчину остановиться.
— Как? — глухо произнес он. — Как ты уцелел? И где ты все это время был? И почему ты весь… — Лаур запнулся, — в каких-то пятнах?
Талер покосился на госпожу Тами.
— Разговор не для моих ушей, да? — вздохнула женщина, утирая слезы платком. — Ну идите, идите. Я тут закончу и вернусь, чего-нибудь вкусного приготовлю…
И она отвернулась, предоставляя приятелям шанс уйти.
Лаур поймал Талера за прохладное запястье и утащил в какой-то сарай. Пахло сеном и почему-то — молоком, хотя вместо коровы за деревянной перегородкой весело гоготали гуси.
— Я был, — невозмутимо сказал мужчина, — в храме на острове Лойд. Я не знаю, что случилось тут, я ни черта не помню, но я очнулся на каменном алтаре, там, где чуть не убили Лойд.
Лаур нахмурился.
— На алтаре? — повторил он. — И ты забыл, как разнес вурдалаку шейные позвонки? То есть, — мужчина отмахнулся от самого же себя, — я сам не видел, но Лойд рассказывала, что ты возник непонятно откуда, именно возник, а не прибежал по улице, как все нормальные люди поступают. И что ты как будто не понимал, где находишься и чем занимаешься, но все равно бил, бил и бил мерзкую гадину до тех пор, пока она не сдохла. А потом ты рассыпался, — Лаура передернуло. — Пеплом. Вроде как феникс.
— Фениксы из пепла восстают.
— Неважно.
Лаур помолчал, взвешивая те скупые сведения, что у него были.
— Получается, алтарь тебя спас? — рассеянно уточнил он. И сам себе возразил: — Да ну, идиотизм какой-то. Разве мог алтарь, принимавший кровь и требующий крови, кого-то спасти? И все же, — он потрогал Талера с той же непосредственностью, что и госпожа Тами, — ты жив. Определенно — жив. И сердце у тебя, кажется, бьется, и легкими ты пользуешься, и выглядишь довольно-таки бодро. А что у тебя за пятна повсюду? Ожоги?
— Ожоги, — подтвердил мужчина. — Я в такой бездне побывал, что, право, рассказывал бы о ней всем и каждому, если бы не поклялся в обратном.
— А ты, значит, поклялся? — хмыкнул Лаур. — Кому?
Талер усмехнулся:
— Тени. Но тебе это вряд ли что-то объяснит, — он виновато развел руками. — Послушай, а где Лойд? Я страшно по ней соскучился.
Его собеседник помрачнел.
— Когда я уходил, она еще спала. Признаться, у нее теперь мало развлечений. Она порывалась уехать в Нельфу, к господину Эрвету, но со сломанной ногой особо не попляшешь.
— Со сломанной ногой?
— Да, — кивнул мужчина. — Она так настойчиво не давала вурдалаку сожрать меня, что он обиделся и решил эту проблему раньше, чем ты… ну…
— Я понял, не напрягайся.
Лойд не спала. Лойд лежала, наблюдая, как в тисках оконной рамы смещается одинокий лучик. Он отражался в ее серых глазах, и Талер, застывший у входа, заново поразился их ясному цвету. Потом постучал по деревянной стене, и тихий звук вынудил девушку медленно, безучастно обернуться.
Она побледнела, как Лаур, и эта бледность еще ярче выделила ее покрасневшие, чуть опухшие веки.
Но она ничего не спросила. Она подалась к нему, как ребенок подается к матери, осторожно обхватила живые теплые плечи. И не заплакала, не сумела — серые глаза, сейчас болезненно сухие, были широко распахнуты и бессмысленны.
Он обнимал ее крепко и надежно. Он был потрясающе близко.
— Ты не ранен? — тихо прошептала девушка. — Ты цел?
— Все нормально, — кивнул мужчина. — Волноваться надо о тебе. Как нога? Что лекарь по этому поводу говорил?
Лойд не ответила. Сжала тонкие пальцы на ткани его рубашки:
— Не оставляй меня, пожалуйста, больше. Я думала, что сойду с ума.
За ребрами у него стало пусто и холодно. Всего лишь на миг, и он тут же выбросил это из головы.
Серьга, подаренная лорду Сколоту королем Драконьего леса, произвела в империи Сора мощное и противоречивое впечатление.
Кто-то жаловался, что она портит облик юноши, такой невинный, если не упоминать о луке за его спиной. Кто-то, наоборот, восхищался — до чего красивая штука, и как гармонично она смотрится на покрытом веснушками ухе! Сколот не обращал на такие речи внимания, как, в общем, не обращал и на их полное отсутствие. Во-первых, у него были другие дела, а во-вторых, он вовсе не спрашивал чужого мнения. Имперскому лорду вполне хватало своего.
Карадорр исправил то, что Сколоту исправить не удалось — настроение господина Эса. Едва ступив на его пристани, опекун юноши растерял все свое непредсказуемое поведение и снова научился весело и звонко смеяться. Какая-то портовая чайка послушно села в чашу его протянутых ладоней и ласково, гортанно заворковала, сощурив черные бусинки-глаза. Он широко ей улыбнулся:
— Что, маленькая, замерзла?
В особняке он вел себя невозмутимо и радушно, как будто скучал по слугам и стражникам, призванным охранять лорда Сколота от незваных гостей. Человек в
