— Берегись! — крикнул голос в его голове, и Анк от неожиданности, вместо того, чтобы развернуться и ударить врага, покатился в сторону.
Прямо под ноги подкравшегося Домового. Вот только Домовой пришёл не с пустыми руками, он держал огромный валун, которым хотел, видимо, убить Тома. Волк врезался в ноги врага, и Домовой повалился вперёд, взмахнув руками. Валун выскользнул из его пальцев, Домовой ткнулся носом в пол, и камень шарахнул ему прямо по затылку. Удар был такой силы, что череп Домового хрустнул моментально, а содержимое разлетелось по полу.
Опешив, Том тяжело дышал, глядя на труп раба и пытаясь сообразить, что произошло.
— Кто ты? — задал он вопрос в пустоту.
Таинственный голос, который предупреждал Тома об опасности, молчал, как и прежде, когда тот пытался с ним заговорить.
— Что ты наделал? — послышался голос позади.
Томас обернулся и встретился взглядом с одним из рабов, вечно ошивавшихся с Домовым.
— Тревога! Тревога! — заорал раб, переполошив весь зал.
В помещение ворвались надзиратели, окружив рабов.
— Волк — убийца! — кричал раб.
И Анк понял, что влип.
* * *
Волка внесли в небольшое помещение на пятьдесят четвёртом ярусе. Спёртый воздух будто бы был густым и горячим, и отказывался лезть в лёгкие, так что его приходилось проталкивать туда силой. Количество людей на этом уровне было в разы меньше, чем на верхних, жилы пятьдесят четвёртого уровня были почти выработаны, и искать что-то здесь было очень сложно. Однако, если и получалось найти какой драгоценный камень на этой глубине, ценностью он мог превзойти сотню камней с ярусов выше. Гладкие, размером с яйцо рубины, россыпи опалов, вкраплённые в породу, будто слёзы Богини Любви, что она пролила по своему мужу на заре времён.
Работа на такой глубине не оставляла шансов даже самым сильным рабам. Они слабели и умирали. У входа на ярус была прибита табличка, надпись на которой гласила: “Здесь начинается Ад.”
Волка швырнули на горячий пол, и он, ослабленный после побоев, не смог устоять. Спину его рассекали глубокие кровавые борозды от ударов плетьми. Эти раны вскоре захереют и погубят раба, но пока Барон рассчитывал получить от него ещё хоть какую-то выгоду.
— Вот так, паскуда, — надзиратель плюнул Тому прямо в лицо. — Ещё Волком зовётся. Убивать во сне — крыса ты! Падаль!
Ярость закипела в жилах Волка. Ярость на надзирателей, на поганого Домового, на рабов, которые всё неверно истолковали и на несправедливость этого мира. Ведь, когда тот раб, что поднял тревогу, всех взбаламутил, то все решили, что это Том напал на Домового и убил его во сне. Его никто даже слушать не стал!
— Падаль? — хрипло переспросил Волк. — Падаль у тебя вместо мозгов, если ты ими подумать не можешь.
Надзиратель опешил:
— Что ты сказал? Повтори!
— Я сказал, — громко крикнул Том, — что я не убивал Домового! Он напал на меня во сне! Он!
— Он напал на меня во сне, бла-бла-бла, а я весь такой честный и хороший, — передразнил второй надзиратель, тот что повыше.
Потом он наклонился и упёр рукоять плети Волку в подбородок:
— Ты — никто. Кусок дерьма. Ты даже не человек. Ты, чёрт тебя дери, даже и не живой! Ты уже труп! Верно я говорю, Лукреций? — надзиратель обратился к напарнику.
Тот кивнул.
— И ты здесь, Волк, чтобы сдохнуть. Сдохнуть, как вшивая дворняга. Так что, будь добр, возьми инструмент и тащи свою жопу в штольню. Или я лично тебя казню на этом самом месте!
Надзиратель выпрямился, и глаза его сверкнули, словно в голову пришла какая-то гениальная идея.
— А знаешь, я сжалюсь и помогу тебе обработать раны. Лукреций, держи его.
Второй наступил Тому сапогом на горло, и тот, вцепившись в носок, пытался хоть как-то освободиться. Первый же развязал шнурок на штанах и вынул свой хер.
— Не дёргайся, говорят, моча обеззараживает.
Слепая ярость захлестнула мозг Тома… Он начал рычать, когда вонючая струя ударила ему на грудь, поднимаясь выше. Он готов был загрызть этих выродков насмерть, и плевать, что с ним будет потом. Хотелось рвать, убивать, кромсать. Том стал настоящим Волком. Рука его нащупала что-то твёрдое, и он ударил этим по ноге, стоявшей на горле. Лукреций вскрикнул, отскочив, а Волк, крутанувшись, нанёс удар ногами по коленям другого надзирателя, сбивая его с ног.
Том подскочил к нему, замахнувшись рукой с зажатым в ней камнем, но тут что-то горячее обожгло запястье, и он вскрикнул. Лукреций ударил плетью по руке. Тот, которого Волк повалил, тоже поднялся, отцепив от пояса дубинку, и с размаху шарахнул Анка по лицу. Вдвоём надзиратели насели на раба и начали его избивать.
* * *
— Это было зрелищно, парень. Давненько я не видел, чтобы кого-то так отделали.
Том с трудом открыл глаза и повернул голову. Всё тело болело до зубного скрежета, отказываясь подчиняться. Напротив кто-то сидел. Анк не сразу разглядел силуэт человека, почти сливающийся с тьмой вокруг. Капельки пота на чёрной, как смоль, коже слегка поблёскивали в свете факела. Темнокожий раб, уроженец Теократии Ван-Гуа, неизвестно как попавший в Геммамонтем, с интересом смотрел на Тома. Его белые глаза и зубы неестественно выделялись, в то время, как остальное тело казалось сгустком концентрированной черноты.
— Добро пожаловать в Пекло, парень. Выглядишь паршиво. На, вот, глотни.
Ван-гуанец привстал, протягивая руки с миской, на дне которой осталась пара глотков воды.
— Не тратил бы ты на него воду, Уголь, — с характерным канайскому диалекту акцентом устало пробормотал ещё один раб, орудующий молотом и зубилом в углу — он, видимо, нашёл самоцвет и сейчас осторожно обстукивал его.
— Ты рано списал паренька со счетов, — возразил ван-гуанец.
Том кое-как приподнялся и с благодарностью принял воду. Он старался пить маленькими глотками, чтобы хоть как-то обмануть жажду.
— А с чего бы мне его не списывать? Ты видел его раны? Он не жилец, — небрежно бросил канаец.
— Я вижу иное, — возразил ван-гуанец. — он ещё жив, значит не безнадёжен.
Том зажмурился и снова лёг. Голова кружилась.
— Я, между прочим, всё слышу, — хрипло заметил он.
— Смотри, — ван-гуанец поднял вверх указательный палец. — Он ещё и слышит!
— Прогресс, — согласился канаец. — Я так понимаю, сегодня работать тут только я настроен?
Темнокожий пожал плечами:
— Может быть. А может ты сам хочешь заняться его ранами? Тогда я возьмусь за кирку.
Ван-гуанец ещё раз окинул взглядом раненого и протянул руку, проведя пальцами по амулету, который всё ещё был на шее у Анка.
— Какая интересная безделушка. Не видел ничего подобного
