- Хватит, иор! - твердо оборвал мага Иерру, исподлобья глядя тому в глаза. - Хватит! Моя личная жизнь тебя не касается.
Ворон склонил голову к плечу, пристально вглядываясь в лицо своего заместителя. Брови нахмурены, губы, и без того тонкие и почти бесцветные, сжаты в еле заметную нитку, в глазах мрачный блеск. Похоже, этой темы лучше не касаться, если ему нужен вменяемый 'иор распорядитель' за ужином. Однако еще один вопрос Ворон не мог не задать.
- Как скажешь, - он примирительно поднял руки. - Но скажи, отчего тебя так переклинивает от невозможности опьянеть? Тебе так необходимо налакаться до беспамятства и... забыться?
Кривая ухмылка появилась на лице 'распутного старикашки'.
- Забыться... тебе удалось подобрать демоново правильное слово, иор. Нет, опьянение не так важно. Важно забытье. Возможность хоть ненадолго освободиться от воспоминаний, досады, злости... и хоть немного притупить чувство вины.
Ворон шевельнул бровью. Серьезных проступков или, тем паче, преступлений за эльфом не водилось, по крайней мере, за то время, что он состоял в ордене Древнего Завета. Стало быть, тяжелые воспоминания относятся к тому периоду его жизни, что прошел в Великом Лесу. Конечно, среди магов-заветников не принято было расспрашивать учеников и, по совместительству, новых членов ордена о жизни до того, но сейчас Ворон начал подумывать о том, что не все традиции прошлого следует сохранять.
- Сильно давит? - с сочувствием спросил он.
Эльф, помедлив, скупо кивнул. Вдаваться в подробности он явно не желал.
- Всегда?
Еще один кивок.
- Всегда. Уже больше пяти веков.
- Но в последнее время особенно сильно? - не унимался маг. - В последние несколько дней?
- Да, - голос Иерру звучал глухо, будто тот говорил, надев на голову металлическое ведро. - Как только на меня перестало действовать вино...
Ворон задумался. По его прикидкам выходило, что обострение совести навалилось на его заместителя примерно тогда же, когда на него самого - желание играть с живыми людьми, которые ему по какой-либо причине несимпатичны. Сейчас он нехотя признавался сам себе в том, что первым объектом для такого рода эксперимента стал Омен, то самое дитя тьмы, осмелившееся закрутить роман с его названной дочерью. Вряд ли архимаг смог бы рассказать об этом кому-нибудь, но под предлогом исследования метаморфоз, случившихся с ним в результате Изменения и Обращения, устроил последнему настоящую проверку на прочность, весьма противную и, что уж греха таить, полную разнообразных подлянок. И, надо сказать, дитя тьмы ее выдержало, хотя и тоже в долгу не осталось, изрядно измотав нервы Ворону. Ну да, взаимная нелюбовь с первого взгляда.
А до Омена была девчонка-адептка, с которой он лично не 'играл', но приказал нолимгам охранять ее и, заодно, не давать ей скучать, а те в своих, так сказать, играх зашли слишком далеко - конечно, с его молчаливого одобрения. Вон, недоумение, изрядно приправленное осуждением заметно во взгляде Кьярры-деса даже сквозь темную повязку.
- Иор? - подал голос старший нолимг, увидев направленный на себя взгляд архимага. - Какие будут указания?
- Все в силе, - коротко ответил Ворон. - Делаете жизнь прибывших магов невыносимой, только осторожно, не попадайтесь. Не рисковать лишний раз.
Нолимг с достоинством кивнул.
- После полуночи я к вам присоединюсь. А до того нагнетаете обстановку, как договаривались.
- По плану 'Демон'? - хищно осклабился Кьярра-дес.
Ворон с не менее злобной ухмылкой кивнул.
- А что насчет девчонки?
Ворон на мгновение задумался.
- Пожалуй, стоит дать ей отдохнуть. Присматривайте, но тихо, без вмешательств, вам и так есть, на ком отрываться.
- Будет исполнено, иор.
Сейчас в голосе нолимга магу почудились нотки одобрения, и Ворон точно задумался бы над причинами изменившегося отношения пушистого племени к запертой в башне адептке, имей он время на это. А вообще действительно пора прекращать доводить Гельви, она и так на пределе... Хм, на пределе ли? Неужто запас прочности адепта Хардейла столь невелик, что несколько бессонных ночей (ладно, суток) и дурацкое одеяние способны исчерпать его до дна? Или же это тоже следствие длительного - уже больше недели - нахождения в Северном Страже? Определенно, что-то тут не так. Надо бы поговорить с ней еще раз, но этот разговор Ворон решил отложить на утро - девчонке необходимо выспаться и успокоить нервы. Да и ему не помешает отдых перед бессонной ночью.
- Справишься на ужине? - спросил он Иерру. Больше для порядка, нежели для предложения реальной помощи.
- Справлюсь, - вздохнул эльф. - Хоть и непросто мне придется. Глава посольства после пропажи кольца и порчи платья меня живьем сожрать готова!
- Еще бы, - ухмыльнулся Ворон, в последний раз подбросив на ладони кольцо, а потом просто развеяв его в труху вместе с камнем и поисковым заклятием. - Лишилась, бедолага, единственного аргумента для обоснования своего здесь присутствия. Конечно, бесится. Но держись, мой остроухий друг, расплата за твои нервы на пороге.
Иерру юмора не оценил, лишь нахмурился еще сильнее.
- Красивая женщина эта Иона, да? - голос Ворона звучал вполне себе нейтрально, но глаза лукаво блеснула.
Эльф только фыркнул.
- Не в этом дело, иор...
- Угу, - кивнул маг. - Не в этом. Но тему борделя мы договорились не обсуждать.
Ответом Ворону снова послужило гневное фырканье, и он решил, что на сегодня подтруниваний над слабостью заместителя достаточно, равно как и разговоров. Ценные указания всем сторонам розданы, так что можно идти отдыхать, что архимаг и сделал. Спать, правда, пришлось на топчане в одном из сараев - достоверность, демон ее побери! Видано ли, чтобы какой-то садовник покои архимага занимал?! И выспаться толком Ворону не удалось. И дело было даже не в жестком узком лежаке, сквозняках из всех щелей и обнаглевших крысах, постоянно шебаршащихся в углах сарая...
Ворона разбудил пронзительный женский крик, раздавшийся во дворе замке. Тело стряхнуло оковы сна быстрее, чем разум, так что путь от топчана до подножия башни, в которой раньше содержалась адептка Хардейла, в памяти заветника не отложился. Зато зрелище, представшее его глазам...
В воздухе примерно в метре над землей зависла та самая адептка, визжа и поливая всех и вся отборной бранью. Впрочем, она уже успела сообразить, что смерть как следствие то ли падения, то ли прыжка из окна ее темницы, отменяется - особое заклятие, наложенное на окно и близкое к нему пространство, не позволило бы горе-самоубийце погибнуть, затормозив ее полет у самой земли и подвесив ее, будто куклу-марионетку на ниточках. А вот самой возможности приземления заклятие не предусматривало - в назидание, так сказать. И теперь Гельви, матерясь так, что портовые грузчики в Якери уважительно присвистнули бы, неуклюже бултыхается в воздухе, пытаясь одновременно стянуть
