и оторвали от земли. А когда я подняла голову, то увидела запыхавшееся, раскрасневшееся лицо. Тёмные глаза-колодцы обеспокоенно смотрели из под растрёпанной чёлки.

— К-как…? — ошарашенно просипела я, бросая взгляд на отдаляющегося, стонущего двойника. Лицо его стекало, точно сырое тесто. — К-кто… — воздуха не хватало.

— Что, в глазах двоится? — невесело хмыкнул Павел, перехватывая меня поудобнее и продолжая уносить подальше от эпицентра событий. Мы двигались медленно, рывками, словно Койоту на ноги повесили гири. — Ты что, магнит для для неприятностей проглотила в детстве?

Он пах, как прежде, сухой травой и лавандовым шампунем, а его руки были лихорадочно горячими, точно внутри на всех оборотах работала угольная печь. Истерика подступала детским рёвом, и я, зажмурившись, обняла Павла за плечи, уткнулась носом в ключицу, прижалась так крепко, насколько смогла. “Он вернулся ко мне, такой как прежде. Он не предавал меня!”, — вопили в голове дикие от счастья голоса. Сердце казалось сейчас выскочит из горла, лишь бы быть ближе к Павлу, внутри колотило от сдерживаемых рыданий. Облегчение ощущалось почти физически, Узы вибрировали от потока моих эмоций. Но тут я скользнула взглядом на пол… всё равно что с размаха влетела в прорубь. Нутро сковало ледяным холодом. Как я могла забыть!?

— Подожди! — выдохнула я в испуге, принимаясь выворачиваться из рук. Алек всё так же лежал скрючившись, прижимая к груди предплечья. “Дура! Дура! Дура!” — вопило сознание. “Чёртова эгоистка!” — Подожди! Я не брошу его. Прошу, остановись!

— Они его не тронут! — нервно ответил мне Павел. — Нет, прошу, — шептала я в панике, почти задыхаясь. — Надо помочь. Алек ранен. Умирает.

— Да ничего не случится с этим идиотом, — выговорил Павел, беспокойно обернувшись на своего двойника. Тот был в десяти метрах от нас, сидел на полу среди осколков, держась за голову. Его образ плыл, точно восковая свечка угодившая в костёр.

— Пожалуйста… Прошу тебя.

— О-ох, леший с тобой! — проскрежетал Павел. — Идти сможешь?

— Д-да. Наверное, да.

— Тогда дуй по коридору. Как упрёшься в стену, попробуй пройти сквозь неё, — торопливо сказал он

Аккуратно поставив меня на ноги — я храбрилась, но на деле едва смогла устоять — Павел в три шага вернулся к распластавшемуся на полу Алеку. Гаркнул, недружелюбно пиная того по ноге носком ботинка:

— Подъём, псина!

Алек охнул, приподнялся на локтях, тряся головой и обводя нас расфокусированным взглядом ошалелых голубых глаз. Белое пятно на груди его Эмона едва просматривалось и было размером с детскую ладошку, тогда как в моей памяти оно скорее напоминало марианскую впадину. Может быть рана немного затянулась? Или просто я от страха себе надумала. К моему облегчению, умирать Алек не собирался, хотя и дышал с явной натугой. Павел подхватил ещё не успевшего опомниться Пса под руку и помог ему подняться, беспокойно посмотрел на меня.

— Ты что, оглохла? Я же ясно сказал, что делать, — нетерпеливо бросил он и заковылял по коридору. Алек, наконец, рассмотрел кто его тащит, и принялся слабо, обморочно брыкаться.

— Н-но, как я пройду сквозь стену?

— Также как раньше! Иди!

Я кивнула, попятилась спиной, не сводя с Павла взгляда, подмечая испарину на лбу, вспухшие на шее росчерки вен, запавшие измождённые глаза. Точно такие бывали у моего отца наутро после бурной попойки. Койот — взлохмаченный и беспокойный, исподлобья следил за мной. Мне вдруг представилось, что если отвернусь хоть на миг, то место Павла снова займёт бездушная подделка, ничем не отличимая от оригинала. При этой мысли у меня свело желудок от страха, а сердце жалобно заныло.

Коридор казался слишком длинным, на моей памяти по правой стороне должна была располагаться как минимум одна дверь в аудиторию, на которую сейчас не было даже намека.

Я успела отойти всего на пару метров, когда, дребезжащий смех, отскакивая от стен коридора, заполнил пространство. Спину пробрал холодный озноб. Это смеялся двойник.

Теперь, когда чужая личина спала, я узнала в нём врага, про которого успела забыть. Запрокинув головы, Гиены гогатали сидя на полу, как ополоумевшие клоуны. Сиамские близнецы, навечно соединённые через руки. У правого брата глаза были кроваво-красные, у левого — голубые. Как и в ту ночь, они были одеты в потёртые байкерские куртки и джинсы с хромированными заклёпками. За двухголовым Эмоном мелькнуло лицо одного человека — испещрённое оспинами, с мутным, влажным взглядом разноцветных глаз и безжизненной, точно наспех пришитой улыбкой.

— Нильс, брат мой, кажется детки нас раскусили, — хихикал красноглазый брат, разевая клыкастую пасть.

— Это ты виноват, Жак. Ржал как конь после каждой фразы! — облизнулся второй.

— Не-е, твой непоседливый язык — вот кто настоящий виновник.

— А помоему Белоснежке понравилось. Вон, до сих пор плачет от удовольствия. Не переживай, будет тебе продолжение! — подмигнул он мне голубым глазом.

Моя рука непроизвольно дёрнулась к шее, к тому месту где, я не сомневалась, наливалась кровью уродливая метка.

Заметив мой порыв, братья заржали в голос. Павел скосил глаза, тоже уставившись на мою шею. А я, поверить только, нашла в себе силы покраснеть. Будто волноваться больше было не о чем!

Койот, словно устыдившись, перескочил взглядом на стены. Алек продолжал недвижимым грузом висеть на плече Павла, глаза его то и дело норовили закатиться и оборвать связь с реальностью.

Гиены поднялись, пружинисто оттолкнувшись передними лапами от пола. Судя по их насмешливо оскаленным мордам, они предвкушали забаву.

— Отпустите нас! — голос мой дрожал, губы не слушались, точно я заново училась говорить. — Вы совершаете ошибку! Преступление! — сказала уже твёрже. Павел сделал мне знак глазами, чтобы я двигалась к концу коридора. Неужели полагал, что я способна их бросить? Даже если от меня никакого толку, разве могу просто сбежать? Если потяну время, Павел что-нибудь да придумает. Кажется, он говорил, что Гиены — мастера иллюзий. И если вспомнить, мы улизнули, найдя в их наваждении слабую точку. Прошли сквозь стену…

— Вас накажут! — пошла я ва-банк. — Казнят! — как там, его… — Эмозор это просто так не спустит!

Гиены наклонили головы, якобы внимательно прислушиваясь:

— Что-что ты мяукнула? — сощурился красноглазый Жак.

Сжав кулаки, я отчаянно крикнула:

— У нас Узы. А значит, вы не имеете право нас трогать!

— Ах, простите великодушно, — глумливо раскланялись братья. — Мы не какие-то там уголовники, и если ошиблись, то конечно откланяемся и открытку вышлем с извинением. Вот только есть одна малюсенькая загвоздка, — они синхронно шагнули вперёд. Теперь нас разделяло меньше десяти шагов. — Вы так мило сюсюкали с Рыжим пёсиком. Та-ак неосторожно.

— Как неудачно для вас, что мы оказались рядом и всё слышали, — осклабился красноглазый. — Тебя растрогали их романтичные признания, а Нильс?

— Ещё бы! Едва слезу не пустил! Особенно, когда Рыжий Ромео стал ползать на коленях по полу! Думал, лисичка прямо там ему и отдастся. Жаль только, что это прямое доказательство лживости Уз, — Нильс похлопал

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату