Энью почувствовал магию. Старик Левард уже ушёл, получив достаточно сведений и решив, что отдых уставшему болезненному телу будет сейчас гораздо полезнее, но Энн, сидевшая напротив, поёжилась — видимо тоже что-то ощутила, хоть и не поняла, откуда.
— Никогда не встречал настолько упёртого человека, как ты, Антти! — продолжал тот, что в куртке.
— Я просто уверен в своей правоте. А ты пытаешься мне доказать что-то, что сам не понимаешь, а просто услышал и запомнил.
— Да ну тебя! Ничего я не выдумываю!
— Вряд ли стали бы наши предки писать об этом столько в старых книгах, если бы не использовали. Там столько методов её применения, начиная с хозяйства, заканчивая военным делом. А вообще… — тот, что в шляпе, усмехнулся и покачал головой, — Не вправе ни ты, ни даже я судить об этом.
— А что если бы я сказал тебе, что ходят слухи… — он немного замялся, оглядываясь по сторонам и приставляя ладонь ко рту, — что у них — у мятежников — тоже есть маги?
— Если бы это было так, Моуно, сюда давно бы направили большое подкрепление, — Антти помолчал, подбирая слова, — А вообще да, в таком случае всё, что я сказал, наверное, теряет смысл.
Энью, как заворожённый, только разглядывал тот угол, не обращая внимания ни на болтовню, ни на крики, потонувшие в общем шуме, задвинутом куда-то далеко сильной концентрацией. Он, казалось, даже не моргал, и тем более не беспокоился о том, что его заметят — беспокойство сейчас точно было не тем, о чём следовало думать. Он всё ещё чувствовал магию, но она всё слабела и слабела, размываясь где-то в потоках сквозняка, свободно гуляющего по таверне. Хорошо он мог разглядеть только одного из них — девушку, лет двадцати, не больше. Энью использовал больше энергии, и картинка стала чётче. Она сидела ровно, немного наклонившись вперёд, чтобы лучше слушать второго, говорившего, не опускающего капюшон и не делавшего ни единого движения — Энью сам заметил только по колебанию воздуха. Он сразу понял, что это слуга — на неприкрытых серым плащом ногах были ботинки, сильно смахивающие на те, что носят в господских домах. На девушке был коричневая кожаная жилетка, сплетённая из чешуйчатого узора пластинок, прикрывающая всё от бёдер до подбородка, но оставляющая свободными плечи и бока, давая больше мобильности в бою. Кожа была повсеместно украшена какими-то ремнями, накладками и бляхами, но какими точно — издалека он не мог рассмотреть. На руках, закреплённые поверх рукавов из толстой ткани, покоились того же цвета наручи, подкреплённые металлическими пластинами сверху предплечья, плавно переходящие в плотные перчатки. Жилетка покоилась на широком меховом плаще, прикрывающем плечи и спадающем до колен. Из чьих шкур он сделан, парень понять не мог, но решил не вдаваться в детали. Поверх штанов из той же, что и рукава, ткани, надевались наколенники, сейчас лежавшие рядом на столе.
Её лицо было самым прекрасным, что он видел за свою жизнь. Он долго невольно всматривался в него, пока сердце бешено билось, — то ли от волнения, то ли от чего-то ещё, — прежде чем смог выделить хоть одну черту, и даже не сразу заметил татуировку, охватывающую всю правую сторону, тянущейся от виска к глазам чёрными, как ночь, извивающимися щупальцами, змеиными хвостами, ветвями ссохшихся деревьев, то сплетающимися в клубки, то хаотично рассыпающимися в стороны — он не мог понять, что она значит, но от татуировки веяло природным, исконным страхом. Вторая сторона лучилась настолько яркой жизненной силой, что поневоле становилось спокойнее от одного взгляда. Выточенные из камня скулы и подбородок, аккуратные, если не сказать — идеальные пропорции, бледно-розовые губы, серо-коричневые волосы, заплетённые в закреплённые на голове косы, и глаза — самые прекрасные глаза, что видел этот мир. Энью рассмотрел их, когда девушка обернулась и бросила взгляд в его сторону — бледно-серые, цвета самого яркого полнолуния, цвета мёртвой золы и самых тусклых звёзд. Девушка была… богиней войны, вышедшей то ли из самых глубин преисподней, подпитываемая чёрным адским огнём, то ли спустившейся сверху, с горящего солнца, оседлав само небо. Она точно была воином, но какого сословия, уровня мастерства, и, самое главное, уровня до этого чётко ощущавшейся магии? Его порывало подойти, посмотреть в упор в эти глаза, спросить, услышать её голос, услышать самый прекрасный голос на свете, но что-то сдерживало — предчувствие. Девушка смотрела в его сторону, но совсем не на него.
Энью резко очнулся от полузабытья, как ошпаренный кипятком. Опасность выдернула его, вытащила на свет, который теперь слепил, налетал со всех сторон глухими ударами звука и цвета, которые медленно превращались из абстрактных в настоящие, откуда-то слева. Парень в жёлтой куртке дёргался, распластавшись на полу и пытаясь хоть как-то закрыть обезображенное размазанное лицо руками, задыхаясь от льющейся изо рта и носа крови. Над ним возвышался старик, пошатывающийся от алкоголя, но, похоже, трезво оценивающий всё вокруг. Глаза его искрились злостью, пока он наносил ему, почти вырубившемуся, всё новые и новые удары в голову, ломая нос и челюсть. Рядом лежало ещё двое, видимо, пытались ему помешать. Теперь остальные просто стояли кругом или выбегали на улицу — позвать на помощь, но вряд ли парень бы дожил до этого момента. Энью моментально сорвался с места и бросился на помощь, ведомый только инстинктами и отточенными до автоматизма навыками. Прежде чем обхватить его за шею и повалить наземь, отведя опасность
